Кити видела каждый день Анну, была влюблена в нее и представляла себе ее непременно в лиловом. Но теперь, увидав ее в черном, она почувствовала, что не понимала всей ее прелести. Она теперь увидала ее совершенно новою и неожиданною для себя. Теперь она поняла, что Анна не могла быть в лиловом и что ее прелесть состояла именно в том, что она всегда выступала из своего туалета, что туалет никогда не мог быть виден на ней. И черное платье с пышными кружевами не было видно на ней; это была только рамка, и была видна только она, простая, естественная, изящная и вместе веселая и оживленная.
Корсунский приглашает на вальс Анну. Тогда она произносит свою знаменитую фразу: “Я не танцую, когда можно не танцевать”. Но тут приближается Вронский. Это опасный момент! Анна то ли боится встречи с ним, то ли хочет показать свой норов, свое равнодушие к нему… Так или иначе, она неожиданно меняет свое решение и все-таки идет вальсировать с Корсунским. Это и есть “язык” бала. Важно не то, что говорят. Важно, кто кого пригласил и на какой танец. Если бы Вронский на глазах Кити пригласил Анну на вальс, это было бы и оскорблением для девушки, и вызовом светским дамам. Ведь Вронский с Анной малознакомы, да большинство людей в зале вообще не знают об их встрече на вокзале, когда Вронский встречал свою матушку, а Стива Облонский – свою сестру. Зато все знают, кто муж Анны – влиятельный петербургский сановник. Анна была в шаге от компрометации, а Кити от потери репутации невесты. Обошлось! Так что Корсунский оказался весьма кстати.
Вронский подошел к Кити, напоминая ей о первой кадрили и сожалея, что все это время не имел удовольствия ее видеть. Кити смотрела, любуясь, на вальсировавшую Анну и слушала его. Она ждала, что он пригласит ее на вальс, но он не пригласил, и она удивленно взглянула на него. Он покраснел и поспешно пригласил вальсировать, но только что он обнял ее тонкую талию и сделал первый шаг, как вдруг музыка остановилась. Кити посмотрела на его лицо, которое было на таком близком от нее расстоянии, и долго потом, чрез несколько лет, этот взгляд, полный любви, которым она тогда взглянула на него и на который он не ответил ей, мучительным стыдом резал ее сердце.
Все мысли Вронского уже заняты Анной, а не Кити. Тем не менее следующий вальс он танцует с Кити.
– Pardon, pardon! Вальс, вальс! – закричал с другой стороны залы Корсунский и, подхватив первую попавшуюся барышню, стал сам танцевать.
Вронский с Кити прошел несколько туров вальса. После вальса Кити подошла к матери и едва успела сказать несколько слов с Нордстон, как Вронский уже пришел за ней для первой кадрили.
После вальса шла серия “маленьких” танцев. Кадрили
, в отличие от вальса и от мазурки с котильоном, – это короткие музыкальные произведения. Ни о чем личном говорить во время кадрили было не принято. Вели легкие непринужденные беседы, веселые, ироничные. Девушка, как правило, могла быть ангажирована на кадриль еще до начала бала либо в самом начале. Список кавалеров с номерами кадрилей фиксировался в книжечке или на обратной стороне веера. Кадриль приятна, ни к чему не обязывает – во время этого танца можно как-то поближе познакомиться, пообщаться, “посмотреть всех”. Кстати, танцевать на балу более трех танцев с одним кавалером было нельзя. Так что Кити после вальса и кадрили с Вронским оставался с ним еще один танец.