Химмлер давил на шефа гестапо, требуя хоть каких-то результатов. Но, получая приказ N 436 (прозванный в народе — Накрыть Штирлица копаком!) — Мюллiр зеленел, покрывался слизью (как рыба линь) и всеми силами старался ускользнуть от выполнения этого не реального плана. Однако, не эти внешние факторы тревожили гестаповца! Всё чаще и чаще, он долго не мог уснуть по ночам — его терзало, доселе неведомое, чувство романтической ностальгии по отношению к индийскому разведчику. Все знают, что на ловле Штирлиц-Сингха Мюллiр сделал свою карьеру в Большом Кино. Ему даже захотелось подойти к Максимычу погладить его по головке и дать ему конфетку.
Ведь, ежели арестовать полковника Исаева, — рассуждал Мюллiр — то в этом засранном стойбище, под дивным названием Улан-Батор, просто негде и не с кем будет развлечься!
А ведь какие задушевные песни пел советский шпион на 23 февраля; а как ловко и без потерь он наливал водку в гранёный стакан; а ещё вокруг него увивалось столько баб, что иногда перепадало и Мюллiру…
Вот, с таким срепящим сердцем, оберст-гестаповец подошёл к юрте Штирлица. Вокруг этого шатра бегали два облезлых голодных пса, которые своим злобным гавкотением, не позволили занять Мюллiру удобную позицию для подслушивания.
Вот, сволочь, и это предусмотрел! — беззлобно подумал гестаповец, и крикнул вслух: Эй, бригада-фюрер, выходи! Побалакать надо!
Откинув закопченный шкуру, в входном проёме юрты появился Штирлиц-Сингх. Перед тем, как он задёрнул полог, Мюллiр успел заметить двух голых радисток, которые кувыркались на грязных одеялах и активно возбуждали друг дружку массивными радиодеталями от рации.
— Ну, was ist das, геноссе? — отрыгнув луковым супом, спросил Штирлиц.
— Мы это… — Мюллiру вдруг стало стыдно и неудобно — Мы, das ist Was, арестовывать пришли!
— Какого хрена… — начал было возбухать шпион, когда из юрты неожиданно послышался женский визг, смех и томные призывы: Максимушка, прихвати своего пузатого дружка, и заползай обратно к нам в шалаш! Соком истекаем мы!
— Ну-ка, цыц курвы, покудова казаки гутарят! — прикрикнул на них Штирлиц.
— Камарад, а почему они тебя Максимом называют? — проявил бдительность гестаповец.
В ответ, наш разведчик молча распахнул перед Мюллiром низ своего халата… От увиденного maximuma,завистливому Мюллру стало так хреново, как будто его с Доски Почета сняли.(Вот! А мерзские вражьи свободные голоса говорят, что наш народ деградирует и книжек не читает!)
— Ну, так чаво надо? — повторно возмутился Штирлиц.
Не зная к чему придраться шеф гестапо наобум брякнул дежурную фразу: На вас соседи жалуются — говорят, что у вас говном жаренным воняет и всю ночь громкий смех раздается! Так чем же вы здесь занимаетесь? А?
— Как, чем занимаемся?! — искренне удивился Штирлиц-сингх, и тут же (находчиво используя сюжет старинного польского анекдота) ответил: Говно жарим, громко смеёмся…
Мюллiру очень захотелось ударить Штирлица кулаком в нос. Ну очень, очень!
— Ах ты, позёр хренов, — снисходительно засмеялся наш резидент — Тебя, что начальство заставляет меня арестовать? Да? Ха-ха! Забудь об этом бесперспективном начинании, лучше заруливай-ка к нам в чум на комсомольское собрание. А то ведь водка греется и бабы мёрзнут.
Мюллiр был идейным борцом с разведчиками, а не с соблазнами.
… По-утру нечто голое, пьяное и бесформенное — лежало и пускало пузыри в грязной луже за канавой. Обычно, это место было занято потомственным пьяницей Гансом, и поэтому староста послал для освидетельствования личности, жену Ганса — Грету. Грета лихо перевернула, воняющее перегаром тело с живота на спину, деловито сошкребла грязь с середины, склонилась для осмотра над потухшими гениталиями и через минуту сказала: Вообще-то этот парень не с нашей улицы. А приглянувшись ещё раз повнимательней, добавила: И по-моему, даже не с нашего района…
— Ах, сука! — раздался из толпы голос, невесть откуда взявшегося, Ганса.
Видать ощущение растущих рогов сопровождалось неприятными симптомами.
— Да я тебя, блядища ты ненасытная, — продолжал буйствовать Ганс, — Вилами изрешечу, в сепаратор спущу!
Но не эта, обыденная житейская сцена, обескуражила жителей, а был уникален тот факт, что Ганс был не выпимши аб-со-лют-но!!! Посмотреть на это чудо выбежала вся улица. Повыносили из халуп даже немощных стариков и младенцев.
Неужели ты трезвый!? — хором спросили офигевшие селяне. Ведь математически, шанс увидеть Ганса не под шафэ, был ещё меньше вероятности попадания метеорита в глаз статуи Свободы.
— А, что? — всхлипывая, огрызнулся Ганусик — Я не имею права раз в год расслабиться? Эх-ма! Вот так побудешь всего-то пару часов трезвым, а столько гадостей узнаешь! И, как назло, в сельмаг даже кефир не завезли. Блин, пойду хоть браги напьюся! Дайте кто-нибудь бражки, хлопцы!
В это время в луже хрюкнул и зашевелился Мюллiр (да, это был именно он). Ему было хреново, особенно во рту. Создавалось ощущение того, что там ночевал эскадрон улан, с бабами и конями.