В воспоминаниях служившего в Севастополе Ю.И.Одаховского говорится: «Графа Толстого все очень полюбили за его характер. Он не был горд, а доступен, жил как хороший товарищ с офицерами, но с начальством вечно находился в оппозиции, вечно нуждался в деньгах, спуская их в карты. Он говорил мне, что растратил все свое состояние во время службы на Кавказе и получает субсидию от своей тетки графини Толстой».
Вронского «субсидирует» его мать. Он – карточный игрок и потому все время находится в долгах, а от своей доли наследства отказался в пользу старшего женатого брата. Только в конце романа он занялся разделом отцовского наследства с братом – скорее всего потому, что жизнь с Анной требует больше расходов, чем жизнь в полку.
Вронский бросает военную карьеру на ее пике, когда он дослужился до чина ротмистра, что в кавалерии соответствовало званию полковника. Военная карьера Толстого была куда плачевнее. Он вышел в отставку всего лишь в чине поручика – старший лейтенант в современной армии. На военную службу он больше не возвращался, а после духовного переворота отрицательно относился к армии вообще. Но в молодости перспектива стать кем-то вроде Болконского или Вронского, по всей видимости, грела его тщеславие. Неслучайно на фотографии авторов журнала «Современник» Толстой – единственный в военной форме. В ней он появился в петербургском литературном кругу, вернувшись из Крыма. Не просто писатель, а боевой офицер, награжденный орденом Святой Анны «За храбрость», что придавало его образу особую харизматичность.
Первая встреча Левина с Вронским происходит в начале романа на вечере у Щербацких. Вронский о Левине ничего не знает. Левин уже наслышан о Вронском от Стивы:
[о]:
– Одно еще я тебе должен сказать. Ты знаешь Вронского? – спросил Степан Аркадьич Левина.
– Нет, не знаю. Зачем ты спрашиваешь?
– Подай другую, – обратился Степан Аркадьич к татарину, доливавшему бокалы и вертевшемуся около них, именно когда его не нужно было.
– Зачем мне знать Вронского?
– А затем тебе знать Вронского, что это один из твоих конкурентов.
– Что такое Вронский? – сказал Левин, и лицо его из того детски-восторженного выражения, которым только что любовался Облонский, вдруг перешло в злое и неприятное.
– Вронский – это один из сыновей графа Кирилла Ивановича Вронского и один из самых лучших образцов золоченой молодежи петербургской. Я его узнал в Твери, когда я там служил, а он приезжал на рекрутский набор. Страшно богат, красив, большие связи, флигель-адъютант и вместе с тем – очень милый, добрый малый. Но более, чем просто добрый малый. Как я его узнал здесь, он и образован и очень умен; это человек, который далеко пойдет.
Левин хмурился и молчал.
– Ну-с, он появился здесь вскоре после тебя, и, как я понимаю, он по уши влюблен в Кити, и ты понимаешь, что мать…
– Извини меня, но я не понимаю ничего, – сказал Левин, мрачно насупливаясь.
Левин все понимает. И он предчувствует, что его сражение за Кити заранее проиграно. Поэтому, когда Кити говорит ему: «Этого не может быть… простите меня…» – Левин ей отвечает: «Это не могло быть иначе».
Эту же фразу почти буквально повторяет Вронский во время объяснения Анне в любви на станции Бологое:
[о]:
– Зачем я еду? – повторил он, глядя ей прямо в глаза. – Вы знаете, я еду для того, чтобы быть там, где вы, – сказал он, – я не могу иначе.