Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу?

Мама не поленилась пойти в школу и о чем-то поговорить то ли с директором, то ли с завучем. Я не знаю точно, какой там был разговор, но монетки у меня больше не отнимали. Честно говоря, я боялся, что ребята, на которых я пожаловался, найдут способ мне отомстить. Но этого не произошло. Не могу сказать, что они улыбались мне при встрече и говорили: «Здравствуй, Денис!». Они просто проходили мимо, не обращая на меня внимания, но и никак не задираясь. Очевидно, сами прекрасно понимали свои и мои возможности. Как нынче принято выражаться, социальный ресурс.

Кстати говоря, во всех этих детских проблемах и страхах очень часто проскакивает тема мести. Что, дескать, не надо сопротивляться, не надо отбиваться, не надо даже, собравшись с силами, давать решительный отпор. Побеждать не надо! Почему? Потому что все равно отомстят.

Но я вспоминаю случай, который приключился со мной, когда папа еще был жив. Мы с приятелями приехали к нам на дачу, сбросили сумки и побежали к сестрам Матусовским объявиться, что мы здесь. Тут же вернулись, а из окна дачи выскакивает мужик в моей куртке – случайный вор. Проходил мимо, видит – трое дураков вышли из дому, не закрыв окон. Мы его поймали и как следует отдубасили. А потом стали бояться, что он ночью приведет дружков, они залезут в дом и нас ответно измордуют. Но нет. Ни в эту ночь, ни в оставшиеся пять тысяч ночей, что я жил на этой даче, никакой операции возмездия не было. Так что все эти страхи, что, дескать, отомстят и «еще хуже будет», – чаще всего просто оправдание собственной трусости и бездействия.

Аесли уж говорить о настоящем кошмаре, то это, конечно, был плавательный бассейн «Москва», над которым зимой подымалась жуткое облако пара. Меня туда записали учиться плавать. Зачем? А так! Папа мне сказал, что древние спартанцы презирали людей, которые не умели читать и плавать. Читать я уже умел, осталось научиться плавать по-настоящему, не по-собачьи, что я, конечно, умел и безо всякого бассейна. Плавать как положено – кролем или брассом, погружая лицо в воду и выдыхая туда воздух пузырями и подымая рожу к небу на какие-то три секунды только для того, чтобы резко вдохнуть и снова макнуть ее в эту отвратительную, зеленую, пахнущую хлоркой воду бассейна – зачем, какого черта? Ведь никакого же удовольствия! Я не собирался ни с кем плавать наперегонки, потому что все эти фокусы «три гребка – один вдох» были придуманы специально для плавания на скорость. Мне это совершенно не было нужно.

Кстати говоря, в нашей дачной речке я какое-то время купаться побаивался. Не знаю почему. Старшие ребята тащили меня в воду, а я сопротивлялся, бил ногами по воде, иногда доставалось кому-то из тащивших. От меня отставали. Кричали: «Забоялся!» А я кричал в ответ: «Я просто не хочу!» А на следующее лето все изменилось. Я стал плавать на круге. У меня был чудесный резиновый плавательный круг. Я надевал его через ноги и загонял себе под мышки. Он очень плотно держался. И с этим кругом я плавал поперек нашей неширокой речки, и вдоль тоже – бывало, по километру или даже по два (потом специально высчитал шагами). Это было так мило. Плывешь себе, а рядом плывут другие люди. Под берегом цветут кувшинки. Тебя обгоняют или навстречу плывут лодочки с ребятами, девчонками или пожилыми гражданами или гражданками. И какая-то тетя кричит своему дяде: «Осторожно! Тут ребенок плывет, веслом его не стукни!» Старший мальчик Павлик Липатов однажды на дачной аллейке сказал моему папе: «Ваш сын наконец преодолел свое отвращение к воде». А на следующий год я уже плавал сам, без круга. Тоже очень далеко и долго.

Ах, приятно вспомнить и противно сейчас смотреть на нашу речку – так она заросла, заилилась, заболотилась и обмелела. И трудно себе представить, что когда-то по ней весело сновали лодки туда-сюда, и так хорошо было медленно проплывать с кругом или без от нового пляжа к старому, от старого пляжа к причалу детского санатория, а оттуда к пляжу пионерлагеря «Высота». Это как раз и было два примерно километра.

А потом был ужасный бассейн. Все трудности сошлись воедино. Во-первых, надо было прийти вовремя, что я ненавидел с детства. А для этого сначала собрать с собой сумку, в которой плавки, полотенце, мыло, резиновые тапочки и что-то там еще. Потом отмечаться в кассе, чтобы в перегнутой пополам картонке под названием «Абонемент» поставили какую-то галку. Потом раздеваться и мыться. Мальчики тогда, не все, но большинство, носили зимой и осенью длинные нитяные чулки, которые держались на подвязках-резинках. На точно таких же подвязках, какие были у женщин. А поверх майки надевался пояс; не смейтесь, самый настоящий пояс – но не как женский, а как своего рода жилет. Вот к этому поясу и крепились подвязки. Но ужас был в том, что этот пояс застегивался на пуговицы, на четыре, а то и на шесть больших белых, так называемых бельевых пуговиц.