— Поднимайся, пока роса не высохла. Умыться успеешь.
— Росой? Что за извращение?
— Воды мало осталось, — сообщил Ратибор. — Беречь надо. К тому же ты вчера про красоградских девок спрашивала. Так вот, их хлебом не корми — дай в росе искупаться. Поутру выбегают на луга, что твои кобылицы и давай валяться по траве, в чём мать родила. Говорят — кожа не стареет.
— Выдумываешь, — девушка сидела, завернувшись в плащ, и безуспешно пыталась пальцами расчесать спутанные после сна волосы.
— Сам видел. Посыльным был на заставе, возвращался поутру в город с донесением и увидал. Чуть с коня не свалился, показалось сперва — русалки балуют. Потом как визг да ругань поднялись, понял, что девки наши, человеческие. Только вот зачем ни свет, ни заря нагишом по полям бегают? Уж подумал, не поджёг ли кто женскую баню в день помывки? Потом знающие люди разъяснили — красоту девки блюдут, кожу молодят. Да что там — карга одна была, в княжеском театре, хрипатым голосом песни Древних пела. Так не поверишь — зубы выпали, глаз бельмом заплыл, грудь до пояса вытянулась, а кожа, что попка у младенца — ни единой морщинки. Не иначе на неё росу вёдрами выливали. Она даже замуж умудрилась выскочить за какого-то скомороха, коего Яромир из Кефри привёз, когда с амазонками договор заключили. Из своих-то на неё вряд ли бы кто позарился. А чужак, то ли подслеповатый был, то ли привык в бабьем царстве любой юбке подчиняться. Говорили, он на каждом углу кричал, как обожает ту, что ему в бабки годится. Как там на самом деле было, не знаю. Я в дворцовые сплетни особо не вникал.
Рассказывая о страстях и драмах разыгравшихся когда-то в скоморошьем мирке Красограда, Ратибор отломил ветку с частыми длинными шипами. Половину всадник очистил и от коры, и от шипов. На другой части, похожей на ощетинившегося ежа, он затупил колючки.
— Ну, ты и трепач, — Света всё же последовала совету Ратибора. Остатки сна испарились вместе с первыми каплями росы. Щёки девушки налились румянцем, глаза бодро сверкали. — Только что всю историю выдумал? — она одарила всадника улыбкой, от которой у того перехватило дыхание.
— Чего мне выдумывать? — смутился Ратибор. — Ближние бояре да дворцовые скоморохи порой такое творили — самому искусному кощуннику в голову не придёт. Это тебе, — он протянул девушке преображённую ветку.
— Спасибо. А для чего?
— Ну, вместо гребешка. Расчёсываться.
— Неужели я такая страшная?! — огорчилась Света. Моментально в её руках появилась коробочка с зеркальцем, с помощью коего она даже умудрилась рассмотреть себя со спины.
— Ничего не страшная, — возразил всадник. — Просто я вчера оплошку допустил — не спросил у старика про гребешок. Потом утром увидел, как ты мучаешься, вот, решил попробовать.
— Ужас! — подвела итого изучению внешности девушка. — Растрепалась, как не знаю кто! — она глянула на импровизированную расчёску. — Эта штука вряд ли поможет, — она провела лишёнными колючих кончиков шипами по волосам, ещё раз… — Слушай, — она восхищённо посмотрела на Ратибора, — а ты молодец! Она не хуже массажной щётки!
— Служу Закону и Справедливости! — ответил всадник по уставу, сияя совсем неуставной улыбкой.
Пока девушка воевала с собственными волосами, заставляя принять их надлежащую по её мнению форму, Ратибор закидал землёй и накрыл дёрном костровище, распутал и заседлал Каурую, осмотрел место стоянки, пытаясь отыскать и уничтожить малейшие следы своего присутствия. Хотя, прячь — не прячь, клобуки зацепочку всё равно отыщут, они ведь не слепцы и не слабоумные. Скорее для успокоения совести, а не ради бесследного исчезновения, всадник ещё раз притоптал дёрн на месте кострища и поворошил притоптанную лошадью траву. Ну, всё — теперь хоть не будешь себя за беспечность ругать.
— Выдвигаемся! — обратился он к девушке.
Света страдальчески вздохнула:
— А завтрак?
— Говорили вчера — ешь про запас! В седле перекусишь!
— Дай хоть причесаться!
— И так сойдёт. Не на приём к князю идём!
— Плевать я хотела на твоего князя.
— Тем более. Мы с Каурой тебя и лохматой потерпим.
— Ещё вчера бы, — Света подошла вплотную к Ратибору, — я с тобой после таких слов разговаривать бы не стала. Теперь же, зная, какой ты неотёсанный чурбан, я просто не обращу на них внимания.
— На дураков не обижаются, — поддакнул всадник.
— Особенно, когда кое-кто очень сильно под этого дурака закосить хочет… Спасибо за расчёску! — девушка чмокнула всадника в щёку и довольно быстро для новичка взобралась в седло. — Ты долго ещё там стоять собираешься?! — крикнула она, одной рукой ухватившись за луку седла, другую уперев в бок. Ни дать, ни взять — кефрийская десятница. Ещё пару дней и можно ей собственную лошадь раздобыть. Если только преследователи позволят прожить эти дни.
— Я впереди двинусь, — ответил он, ошеломлённый неожиданным поступком девушки. — Дорогу разведаю. Время пока терпит. Может тебе из мешка сыра достать или мяса?