Подменыш

Она упала с воздуха на спину, с болезненным хрустом, в сотне футов от самолета, в глаза заливалась вода и что-то давило на грудь. Болотная флора отсвечивала лиловым. Все вокруг курилось. Трава ужасно воняла. Перл слабо ухватилась за вес у себя на груди. Казалось, она может спихнуть его. Но там ничего не было. Ее платье липло к пальцам и расползалось лоскутами. Что-то уползало от нее на четвереньках, крича при этом. Она продолжала хвататься за свое платье, волнуясь о пропавшем весе, желая вернуть его, желая, чтобы этот вес был ее малышом. Небо являло легчайшие, самые безумные оттенки цветов, обдавая холодным сиянием сцену, несомненно извлеченную его волей из тьмы, но не озаренную светом. Куски фюзеляжа вспыхнули огнем и сгорели почти мгновенно. Плоть и металл сплавились, и невозможно было понять по искаженным останкам, чем они были раньше, но все казалось наделенным жестокой, бесчувственной жизнью. Неподалеку от Перл стоял человек, совершенно ровно, как будто невредимый, и беспрестанно кричал, хотя она не слышала ни звука.

Перл старалась перевернуться со спины на живот, чтобы искать вместе с другими свои пропажи. Мимо проскочили, завывая, две собаки, вырвавшиеся из багажного отделения. Одна вернулась, обошла вокруг нее, обнюхивая голову, и убежала. Перл ухватилась за траву под собой, но ее руки погрузились в топь чуть не до локтей. Она села на корточки и наконец с огромным усилием встала на ноги. У нее текли слюни, и она почувствовала себя диким человеком, неспособным к осмысленным действиям.

Она услышала собственный голос, отрывисто выкрикивавший имя ребенка. А затем имя Уокера. Рот у нее распух. Слова звучали бессмысленно, даже в ее собственных ушах. Она навлекла на них это бедствие своей глупостью, своим эгоизмом. Она побрела через болото. Одна ее нога была босой, а на правой руке была содрана кожа. В безлунной ночи самолет выглядел ярким и голым. Рядом бродили другие люди. Все окутывал желтый дым. Небо тоже было желтым. В небе виднелись огни, ровно падавшие вниз.

Перл наткнулась на что-то мягкое и отпрянула. Что-то задело ее по голой руке. Что-то жесткое и с перьями – обожженное крыло крупной болотной птицы. Убитая рухнувшим самолетом у себя же в болоте, она лежала поперек пути Перл, обгорелая, но целая, ее длинные элегантные ноги обхватывали ноги Перл, а острый клюв был осмотрительно закрыт. Судьбу этого пернатого создания решила сила неумолимая и бестолковая. Перл вырвало. Ее ноги казались пойманными птичьими ногами.

Она увидела парик, плававший в грязи. Несколько париков.

Она поползла подальше от птицы.

– Уокер! – закричала она.

Уокер. Уокер. Она легла с ним и зачала ребенка. Она наказала их всех.

Внезапно ей в уши хлынули звуки катастрофы. Аэроглиссеры с большими фонарями скользили по траве к обломкам самолета. Кричали раненые нечеловеческими голосами. Они напоминали Перл крики сов у нее дома. УО-O, УО-O. Совы, кормящиеся жирным мясом отчаяния.

Теперь вокруг нее двигались здоровые мужчины. Невредимые мужчины. Она прошла мимо пристегнутого к креслу паренька в камуфляжных штанах. Одна бровь у него была частично сорвана и свисала с лица. А вокруг талии расползалось темное пятно – ремень безопасности перерезал ему живот.

Перл снова увидела собак, бегущих впереди нее, натыкаясь на все, как слепые.

– Мой малыш, – сказала Перл. – Прошу вас, у меня был малыш. Прошу вас, верните моего малыша. Он был у меня в руках.

Мимо нее прошмыгнул мужчина, чуть не сбив с ног. Она схватила его за руку.

– Здесь младенец, – сказала она. – Вы должны найти его. Он мой.

Он посмотрел на нее безнадежно.

– Ну хорошо, – сказал он. – Оставайтесь на месте, никуда не уходите.

И он ушел. Оставив ее нигде. Ни с чем. Без ничего. Совы, или что это было, все так же стонали в болоте. В совином гнезде наверняка полно всякой всячины. Всяческой поживы от этого бедствия. Форелей, кроликов, дроздов. Клочков волос и оторванных пальцев с кольцами. УО-О, УО-О. Она снова стала звать Уокера, а затем ребенка.

– Прошу вас, – звала она, – у меня малыш. Он здесь.

Перл присела. Трясина объяла ее. Она сложила руки на коленях, словно обхватывая что-то. А затем и вправду почувствовала что-то в руках, что-то дрожащее, маленькое, и чьи-то руки коснулись ее и подняли, поспешно, но бережно. Она оказалась на носилках, под просторным одеялом, а к ее тревожному сердцу прижимался живой младенец, мальчик.

Глава шестая

В детской палате лежал на замасленной бумаге малыш, весь покрытый мазями, напоминая рыбу en papillote[14]. Он периодически ворочался во сне, крутя подрумяненными боками и гладкой головкой со спаленными волосиками.

Этажом выше, в отдельной палате, лежала Перл, с перевязанными ребрами и рукой и квадратиком марли, приклеенным ко лбу. Она лежала, уткнувшись в подушку и закрыв глаза.

Уокер был мертв.

Она лежала, крепко зажмурившись, и пыталась воскресить его. Памятование – это воскресение. Мертвые ходят среди живых, пока мы помним их, и это не что иное, как воскресение.