Подменыш

– Наверно, хотела что-то стащить, – сказала медсестра беспечно. – Они лучше будут воровать, чем смотреть телек. Телек для них слишком грязный.

Перл сказала себе, что это была просто старуха. Во Флориде полно старух. Во Флориде старух больше, чем грейпфрутов.

Медсестра смотрела на Сэма.

– Я не смогла покормить его, – сказала Перл. – Надо его отнять от груди, у меня нет молока.

– Ну хорошо, хорошо, – сказала медсестра. – Я вообще не понимаю, почему вы выбрали, чтобы он висел на вас. По мне, так это просто неприлично, если уж на то пошло. Они тут повсюду сосут: в прачечных, в кино, да везде.

Она взяла малыша и направилась на выход. Сэм зевнул, показав с каждой стороны верхней десны аккуратные острые зубки.

Медсестра охнула.

– Пресвятые угодники, – сказала она. – Ранний он у вас. Чего я тут только не навидалась. Поневоле поверишь в то, что пишут. Вы читали этих, ну, о человеческой физиогномике? Мы станем выше и лысее, головы будут больше, а глаза меньше, и челюсти почти исчезнут. Все от загрязнения, так говорят. Кубинцы виноваты, такое мое мнение. Видит бог, не по нутру мне кубинцы. Слава богу, меня уж здесь не будет через пятьдесят-то лет. Не хотела бы я оказаться на вашем месте, что бы там ни было, да еще с ребенком, в такие-то времена.

И она ушла с ребенком. Перл осталась сидеть в оцепенении, снова одна. Через некоторое время она встала и взяла утку. Потом вышла с уткой из палаты и направилась в ванную сполоснуть. Проходя мимо палат, она видела людей, несомненно, в гораздо худшем состоянии, чем у нее. Она вошла в ванную. Ей хотелось принять душ, чтобы смыть боль, сочившуюся из нее, но ей велели не мочить бинты на ребрах.

Она смотрела с тоской на холодно-белые душевые кабинки без занавесок. Неожиданно у нее возникло странное чувство, что она загораживает кому-то проход, но, обернувшись, она никого не увидела. Это было словно движение, не имевшее соответствия в реальной жизни, обволакивавшее пустоту вокруг нее. Отчетливая энергия, стремящаяся обрести форму. Изголодавшаяся тень. Перл прижалась лбом к белому кафелю. У нее закружилась голова.

Она оттолкнулась от стены и направилась обратно по коридору. Она никак не могла найти свою палату. Один раз Перл решила, что нашла ее, но там была какая-то старуха в буром, пестром халате. Перл прошла коридор до конца, ошеломленная. Она решила спуститься на этаж ниже, в детское отделение, и посмотреть на младенцев. Идея показалась ей блестящей. Есть еще шанс что-то исправить. Она спустилась по короткому пролету широких зеленых ступеней. На лестничной площадке кто-то оставил бутылку «Доктора Пеппера» и бумажный романчик с пошлой обложкой. Мужчина на обложке совсем не походил на Уокера. Перл вспомнила, как он целовал ее, но это показалось ей очень давним воспоминанием. Рот Уокера был теплым и гладким. У него ведь были золотые зубы.

Она спустилась еще на несколько ступеней и открыла дверь. В воздухе висел сладкий, чуть тяжелый запах. Стены украшали светлые пейзажи с радостными животными, увлеченными человечьими делами. Часть стены, под сестринским постом, была еще не раскрашена, только разрисована. Там были призрачные кролики. Перл подумала, как же замечательно быть ребенком, полным волшебных, невыразимых образов. Детство – это чудесная пора, чудесная пора. Там все видится иначе. Она шагала, и лицо ее расплывалось в улыбке. Впереди, за окном детской, были малыши. Над пустой кроваткой стояла медсестра и протирала матрас влажной тканью. Малыши, числом около десяти, спали попами кверху в одинаковых белых комбинезонах. Среди них были такие же лысики, как Сэм, и такие же румяные. Наглядевшись на них, Перл повернула назад. Она прошла к двери на лестницу вдоль кроликов, ослика и Белой Королевы. Белая Королева начинала вопить прежде, чем уколется, так ведь? Память Перл работала как вперед, так и назад. Она остановилась у кулера и вынула из зажима бумажный стаканчик. Когда она нажала на кран, в баллоне закружились пузырьки. Вода по краям колебалась и плескалась, и Перл увидела свое лицо искаженным и текучим. Она почувствовала себя такой жалкой, чем-то недочеловеческим. Возможно, человеческой расе еще предстояло родиться. Возможно, правительство всех дурило. А на самом деле люди еще не родились. Эта жизнь была не более чем утробным развитием.

Перл снова протиснулась в дверь и пошла вверх по лестнице. Бульварный романчик кто-то забрал. На этот раз в палате, которую Перл посчитала своей, не оказалось посторонних. Войдя, она почувствовала облегчение, закрыла за собой дверь и легла на кровать. Часы на стене показывали три. Перл казалось, что часы всегда показывали три. Как-то раз кто-то показал ей фотографию ребенка в гробу. Перл закрыла глаза. Серьезные пьяницы пили на пьянках. Поднимались тосты. Выпьем за тех, кто стреляет мимо, сказал кто-то. И все за это выпили. Мы обесчестили неведомое, сказал кто-то. Мы изничтожили дух. И все выпили.