Подменыш

Трэкер был хулиганом, вероятно склонным к жестокости, но что Перл могла с этим поделать? Сэм обретал все большее влияние на остальных детей, но что Перл могла с этим поделать? Она сама была женщиной слабой и ущербной. Она была ущербной из-за неуравновешенности, она принимала видимость за реальность, и она была пустой, как выеденное яйцо.

Она взяла бутылку из бочонка со льдом и снова наполнила стакан.

Тимми и Джейн ползали внутри скульптуры у края бассейна. Джесси все еще был под водой.

– Осторожней рядом с головой этой штуки, – выкрикнула Перл.

В прошлом году пчелы делали мед, но это был плохой мед, на самом деле ядовитый, потому что он был сделан из пыльцы с цветков рододендрона. Тимми поел этого меда и заболел.

– Мы не играем у головы, мы играем, где она сикает, – сказал Тимми.

– Как это было, когда Сэм жил внутри тебя? – спросила Джейн Перл. – Это было прикольно? Дырочка, которая есть у тетей… это там живут души деток?

– Расскажи нам сказку, Перл, – сказала Фрэнни. – Расскажи ту самую, про короля и королеву, у которых не было детей, пока королю не сказала старуха, чтобы он поймал рыбу с золотыми плавниками, очистил ее и приготовил, и дал съесть королеве, и король так и сделал.

Лицо Фрэнни светилось предвкушением. Она села, баюкая Энджи на коленях, тиская девочку с неуемным усердием. Иногда она забывала, что Энджи не кукла. Энджи пискнула. Фрэнни посмотрела на нее с удивлением и опустила на траву. Малышка уползла в цветы.

– Король так и сделал, – продолжала Фрэнни, – и отдал рыбу поварам, чтобы они вымыли ее, и очистили, и пожарили, и подали королеве, и повара так и сделали, они ее вымыли и очистили, а все внутренности выбросили…

– Требуху, – сказал Ашбел.

– Охх, – вздохнула Перл.

– …из окна, и их съела корова, и потом корова и королева, обе в один день, родили деток, и коровий ребенок был человечьим, а у королевы был ребенок, прямо как коровий…

– Ну вот, ты все сама и рассказала, – сказала Джейн недовольно из железной птицы.

Она посмотрела на свой большой палец, как на чудо, и сунула в рот. Глаза ее остекленели.

– Идемте в каменный дом, – сказал Тимми, – и расскажем сказку там.

Перл больше не могла держать в уме детей. Не могла отчетливо различать их черты. Они теперь притихли вокруг нее.

Каменный дом. Сама она никогда не заходила в него, но дети часто о нем говорили. Степень их подвластности своему детству изумляла ее. Даже Джо и Свит с неохотой расставались с ритуалами этого детства… тайного общества детства, исключение из которого знаменовало начало смерти. Джо и Свит, Трип и Питер, вместе с остальными, помладше, всерьез относились к истории, придуманной там. На самом деле ее придумал Сэм. И все приняли описание их мира словами Сэма.

Как будто похолодало. Перл натянула рубашку на бикини. Солнце скользило к горизонту.

Сэму еще не было семи. Его день рождения был завтра.

– Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается…

Он словно вырос с помощью одного устройства из своей сказки. Он вырос за час настолько, насколько другие – за год. Через час он стал казаться таким, как другие через год…

Перл поплотнее натянула рубашку и уперлась подбородком в грудь. Она чувствовала запах выжженной травы и пота, детского и своего. Перл подумала, что ей надо бы хорошенько бухнуть, чтобы не падать духом. Прошло столько времени. Ты сидишь со стаканом вина, а годы летят. Никакого волшебства тут нет. Сэму понадобилось почти семь лет, чтобы стать почти семилетним. И все это время она была с ним.

И однако же она его не знала. Она видела в его лице лишь лицо того свирепого темного младенца, прокусившего ей грудь. С того самого дня она поняла, что не сможет любить его, как могла бы. Любовь к Сэму предполагала приятие чудовищности спасения. Другие не боялись такого спасения. Они были детьми. Их мир был миром «если бы да кабы». Когда-то, на заре времен, человек мог стать животным по своему желанию, а животное могло стать человеком. Разницы не было. Так это было.

– Давай, давай, – прокричал ребенок.

Сэм покачал головой.

Когда-то каменный дом был бойней. Капли крови падали в пыль. Рядом горел дымокур, отгоняя мух. Затем недолго дом служил часовней. А затем теплицей. Теперь же его отдали детям. Они зажигали свечи и играли в темноте с животными Аарона.

Томас знал, что дети освоили каменный дом, но не знал, чем они там занимаются. Он говорил, что телу дано меньше возможностей, чем разуму. Только разум обращает человеческую грязь в дух. Томас оставлял детям право на личное пространство в каменном доме. Их жизнь на острове, на первый взгляд такая беспорядочная, была на самом деле строго распланирована, не считая летних месяцев, когда у них были каникулы, как и у нормальных детей.