Его голос был испуганным. Сперва она приободрилась, услышав испуг в его голосе, но затем решила, что должна дать ему понять – он ее не проведет.
– Перестань! – закричала она.
Он нащупал выключатель на фонарике и выключил его.
– Это я, Сэм, – выпалил он. – Я просто пришел позвать тебя на ужин.
Это был не Сэм. Это был тот ребенок, который никогда не был Сэмом. Она чуяла его в темноте перед собой, с одуряющим привкусом беды, словно ампутированную конечность.
– Тебя напугал олень? – он подошел ближе. – Я его тоже видел.
– Это был не олень, – сказала она.
…и это был не конь, померещившийся ей, когда она увидела Джо…
– Это твои проделки? – сказала она. – Ты за этим пришел?
Он был подменышем, ребенком той старухи. Это место было ему нужно, чтобы вжиться, научиться казаться ребенком, но вскоре он покинет остров. Он не мог оставаться здесь вечно. Покинет его с той, кто научила его всему этому. Но он все равно захочет, чтобы здешние дети были частью его. Он не станет оставлять их, не оставив в них чего-то, что понимало бы его.
– Все в порядке, Перл. Идем в дом. Тебе надо что-то поесть, а потом можешь спать.
Он снова включил фонарь. Осветивший его неузнаваемое лицо.
– Зачем ты это делаешь? – спросила Перл.
Но она знала. Люди становились животными из-за какого-то горя, какого-то наказания или милосердия со стороны богов.
– Тебя послали сюда, чтобы спасти меня? – сказала она дрожащим голосом.
– Пожалуйста, Перл, – сказал он. – Все в порядке.
Он взял ее за руку. Она ему позволила.
Глава двенадцатая
Когда Перл была маленькой, мама сказала ей: «Ты никогда не должна смотреть на солнце. Никогда, никогда не смотри на солнце…»
Когда она была ребенком, то случайно обнаружила, что их телефонный номер складывается в слово «НАВСЕГДА».
Ей хотелось бы набрать номер «НАВСЕГДА» и услышать гудок. Гудок за гудком. Она бы, наверно, бросила трубку, если бы кто-то ответил на том конце.
В комнате пахло духами. Перл благоухала. Кто-то, должно быть, вылил на нее целый флакон.
Она открыла глаза. Она лежала в кровати, нагая под простынями. У туалетного столика стояла Фрэнни и подводила глаза тушью Перл. Ее руки блестели от духов, а глаза были густо накрашены черным. Маской в виде восьмерки. Знаком жизни из веревки.
– Что ты сделала с лицом? – сказала Перл.
Солнце начало расчленять комнату, присваивая вещи одну за другой и выставляя их перед глазами Перл.
– Перл проснулась, – воскликнула Фрэнни радостно. – Перл проснулась!
Она метнулась к кровати и поцеловала ей руку.
В комнату вбежали еще несколько детей.
– Перл, мне приснился чудесный сон, – выкрикнул Ашбел. – У меня был сон про коня, который, когда я сел на него, стал частью меня и полетел сквозь воздух быстрее самолета. У него на седле была такая шишечка, как маленький руль, и я мог направлять его куда угодно.
Фрэнни взглянула на него с возмущением.
– Это Шехерезада. Это из «1001 ночи». Нельзя рассказывать Шехерезаду как будто про себя.
– Вот, Перл, я приготовила тебе чаю, – Джейн протягивала ей игрушечную кружку.
– Нет, – сказала Перл, – пожалуйста.
Она потерла лицо. Щеки болели. Рот казался кусочком фрукта, застывающим в желе.
Джейн выпятила нижнюю губу.
– Я столько часов ждала, пока ты проснешься, – сказала она. – Я ждала, и ждала, и ждала.
Перл взяла кружку и быстро приложилась к краю.
– Она это выпила, – прошептал Тимми шершавым голоском, полным грез и угрызений.
Перл выронила кружку. Она пролилась на простыни, оставив лавандовое пятно.
– Что это? – выкрикнула Перл.
– Просто вода, – сказала Джейн. – С раскрошенным мелком. Правда, Перл, больше ничего.
Перл посмотрела на тумбочку, где лежали ее часы, прислоненные к бутылке джина. Она поправила часы. Полседьмого. Она застонала.
У кровати стоял Трэкер и жевал хлеб с желе. Он смачно чавкал. Перл зарылась обратно в подушки, подтягивая простыни к подбородку.
– Где Сэм? – сказала она.
– Он тута, Перл.
– Я сказала тебе что-то ужасное вчера вечером? – спросила она. – У меня такое чувство, что я сказала что-то очень ужасное.
– Нет, – возразил он. – Не сказала.
– Что я делала? – пробормотала она. – О чем я думала?
– Хочешь аспирина? – спросил Ашбел.
– Да, – и Фрэнни: – Пожалуйста, смой это с лица.
У нее раскалывалась голова. Как-то раз Мириам сказала ей, что знает тот миг, когда прошла половина ее жизни.
«Смерть, – сказала Мириам, – родилась во мне семнадцатого марта 1947 года».
Она сказала, что это словно головная боль.
– Я скоро умру, – заплакала Перл. – Я все поняла не так. Я все восприняла неправильно, и все же скоро все кончится, скоро все пропадет.
– Ты не умрешь, – сказал Тимми. – Мы о тебе позаботимся.
Он обнял ее. На нем был полукомбинезон, очень мягкий, почти бархатный. Она похлопала его по плечу. Шевельнулось какое-то воспоминание. Она посмотрела на его строгую лоснящуюся мордочку.
Все другие дети были голыми по пояс. И у всех на груди были забавные метки.