Подменыш

Мужчина схватил приемник, отозвавшийся помехами, и кинул. Джо увернулся. Он занес ногу, такую твердую, что он мог бы лупить камни, как мячи. Перл увидела толстые гребенчатые ногти. Она увидела, как Джо быстро ударил мужчину ногой в шею и ускакал.

Мужчина валялся на песке пузом кверху, держась одной рукой за горло, а другой – за свою поникшую плоть. Женщина натянула трусики. Она подошла к приемнику и подняла его. И стала трясти.

– Не мог ничего другого бросить в него? – сказала она хмуро, беспорядочно щелкая кнопками.

– Уебок бешеный, – просипел мужчина. – Убью его.

– Ха-ха-ха, – наигранно рассмеялась женщина, а затем затараторила: – Это он тебя чуть не убил. Мы тут, знаешь ли, находимся на частной территории. Они бы, знаешь ли, могли нас пристрелить. Сперва дождь, а теперь еще это. Просто потому, что ты слишком дешев для приличного отдыха.

Перл обхватила колени, сжавшись в комок. Она слышала, как мужчина тяжело дышал и ворчал, а потом – как трава на пляже шелестела об их ноги, пока они уходили. А потом она ничего не слышала, только камешки снова перекатывались под волнами. Она посмотрела на то место, где они были, они и Джо. Повсюду валялись пивные банки. Песок был утоптанным и влажным.

Перл осторожно встала, плечи ее поникли. Она ведь просто хотела прогуляться. Просто хотела немножко прочистить голову перед тем, как засесть за вечернюю выпивку. У нее в голове шевелилась тьма, как прилив, медленно накатывая, обтекая ее. Возможно, у нее от такого потрясения случится мозговое кровоизлияние, и она умрет на месте, как умирали поэты.

Перл перевалила через дюну и пошла по пляжу, где песок был потверже. Она шла в ту сторону, откуда возник Джо. Она все еще различала следы его ног. Одолев около четверти мили по пляжу, она увидела еще одни следы, окружавшие дом. Она вернется назад этим путем.

Однажды, когда она была маленькой, Перл наклонилась, чтобы погладить собаку, и ей на спину наскочила другая собака. У нее из головы не шла картина, как развлекаются эти возмутительные похотливые чужаки.

Дети не выносили здесь чужаков. Они, на самом деле, обходились с ними весьма круто. Вообще-то даже более, чем круто, если хотя бы половина того, что они сообщали ей, и того, что она видела, было правдой.

А что она такого видела? Джо был Джо, но еще он был чем-то другим.

Перл шла, зарываясь пятками и пальцами в песок, в котором попадались мальки. На тусклых валунах поблескивали моллюски.

– Перл, – она услышала свое имя, которое выкрикивал кто-то из детей. – Пыыыыырл…

Ее имя колыхалось на соленом ветру как обрывок напева из церковного хора, поющего о бременах, которые нельзя сложить с себя. Быть человеком значит быть бездомным, дальше дальнего от божьей благодати. Перл. Перл безумная и бездомная. Перл боящаяся.

«Не надо бояться, Перл, – говорили дети из-за двери, когда они слышали, что ей приснился ужасный сон, – здесь никого, только мы».

Она ложилась на живот. Накрывала голову подушкой. Кошмар был словно нечто, приходившее целовать и лизать ее. Когда ты ляжешь на живот, и он поймет, что не может целовать твое лицо, взбесится и уйдет.

– Пыыыыырл…

Это был детский голос, звавший ее ужинать. Совсем скоро должно стемнеть.

Она пробиралась через валуны и заросли водорослей. Море плескалось о скалы. Ночные птицы летели с открытыми клювами. Небо было полно звезд, не дававших света. Она уже почти ничего не видела и различала только дорожку, змеившуюся из рощи к пляжу. У нее во рту был вкус металла. Когда она доберется до дома, она нальет себе. Она поспешила к веренице низкорослых деревьев.

– Свит, – сказала она, вздрогнув.

Девочка боязливо стояла в тени. Перл ощутила тревожную неотвратимость ночи. Ночь полнилась ощущением вещей, скрытых импульсов вещей.

Перл вспомнила, как она сама перепугалась, когда у нее случились первые месячные, но она сказала:

– Не надо смущаться. Стать женщиной – это чудесно.

Перл лгала себе, она боялась себя. Стать женщиной значит стать вопросом, тогда как ребенком ты был быстрым и сияющим ответом.

– Пойдем домой вместе, – сказала Перл.

Она подошла поближе, собираясь приобнять Свит за плечи. От нее исходил особенный запах, запах телесной тоски. Лицо девочки припухло и подурнело. Глаза у нее были сухими и горели.

Когда Перл приблизилась, эти глаза широко раскрылись, затем застыли, а зрачки расширились, так что радужки заполнили все глазные впадины. В тот же миг Перл показалось, что она хочет убежать, но продолжает стоять. И только в тот миг это выглядело странным, до того, как Свит пропала, до того, как пропала ее форма. Ее живот сделался мягким и заходил под ней, давая ей опору. Ее руки стали удлиняться и утончаться, как вторая пара ног. Ее лицо вытянулось и выровнялось, а нос почернел и стал частью покатой темной морды. И когда прошел этот миг, она как будто захотела говорить, но ее язык стал толстым оленьим языком, а поднятая рука оказалась оленьим копытом, черным и изящным, и ее бока покрыл плотный яркий мех.

Перл закричала. Олень бросился за деревья и исчез.

На нее светил фонариком Сэм.

– Нееееет, – закричала Перл.

– Что такое, Перл?