Может, та женщина чем-то напоминала ему Симу?
Он невольно усмехнулся.
– Улыбаешься?… – сразу вскипел Ежов, но Роальд снова остановил его:
– Что это ты пьешь один?
Спрашивал он Шурика.
– А с кем я должен пить?
– Ну как. У тебя есть эта… Проксима… – Он снова стал забывать имя. – Или Рипсимия… Ну…
– Сима, – сухо поправил Шурик.
– Ну да… Максима… Это неважно… И вообще, гляжу, ходишь смурной…
– Мое дело!
– Не спорю. Но Коле ты помешал. Сильно помешал Коле.
– Кто ж знал? Бывает.
– Нет, ты смотри! – опять взорвался Ежов. – Ему хоть в лоб, хоть по лбу. Ничто до него не доходит!
И взмолился:
– Вмажь ему по рогам, Роальд! Сколько можно?
5
И Роальд вмазал.
– Посмотри, – подтолкнул он бумажку.
Бумажка как бумажка. Выписка из какого-то протокола. Обычные общие сведения о пострадавших.
Олег Георгиевич…
Восемьдесят четвертого года рождения…
Какой к черту Олег Георгиевич! Просто Олег.
– Предполагается? – спросил Шурик. – Что это значит?
– Тело ребенка не было найдено.
– Сгорел в машине?
– Машина не взорвалась.
– Тогда где он? Может, его не было с родителями?
– Исключено. Абалаковы возвращались из отпуска. Каждое лето вместе с сыном они ездили на Алтай. Свидетели утверждают, из Барнаула Абалаковы выехали втроем.
– А мать?
– Провалялась три месяца в реанимации. Провалы в памяти, Врач был прав. Знает столько же, сколько мы.
– Это что? – спросил Шурик, несколько трезвея. – Это наша новая клиентка? Мы собираемся ребенка найти?
– В некотором смысле, – уклончиво ответил Роальд.
В комнате зависла напряженная тишина. Даже Ежов перестал дышать, внимательно присматриваясь к Шурику. В его глазах читалось восторженное: дай ему, Роальд! Вмажь ему!
– Тут такое дело, Шурик, – теперь уже сухо сказал Роальд. – Абалакова Вера Ивановна, шестьдесят первого года рождения, инженер-технолог, ныне нигде не работающая пенсионерка, подозревается нами в хищении чужих детей. Точнее – подозревалась. Сейчас мы в ее деяниях убеждены. Коля вышел на нее. Есть фотографии. Вся ее последняя неделя расписана у нас по часам, если не по минутам. Сегодня была возможность взять ее с поличным, но…
– А-а-а, – протянул Шурик. – Я спугнул похитительницу?
– Вот именно! – не выдержал Ежов, вскакивая. – Он издевается, Роальд! Ты же видишь, он издевается!
Шурик удивленно взглянул на Ежова.
Он никогда не видел Колю таким.
Губы Ежова дергались, он побледнел. Синдром Туре, вспомнил Шурик, сейчас он должен выматериться. Это входит в синдром Туре. Без него синдром неполный.
Но Роальд не дал Ежову высказать переполнявшие его чувства.
– Знаешь, – сказал он сухо. – Ты, Коля, иди. Задание прежнее. Иди.
Ежов встал и пошел к двери. В дверях, обернувшись, вместо прощания, он буркнул:
– Наручники не забудь, Роальд.
– Что это с ним? – спросил Шурик, проследив, как Ежов хлопнул дверью.
Роальд пожал плечами:
– Настроение. Забудь. Не в нем дело.
– А в ком?
– Не знаю. Вместе подумаем.
И предложил:
– Садись.
– Я уже сижу, собственно.
– Садись удобнее.
– Я удобно сижу. Что у тебя за новости? Я могу свалиться со стула?
Роальд скептически поджал губы, но промолчал.
Свет города, его смутные блики бегали по потолку, иногда пробивался в раскрытую форточку тревожный вскрик неосторожного автомобиля.
Вечер… Сумерки скоро… Тревожное, опасное время сумерки…
Почему он молчит? – думал Шурик, глядя на Роальда. В его поведении проглядывало что-то незнакомое. Шурик вдруг, как бы со стороны, увидел заострившиеся за неделю скулы Роальда.
Роальд явно находился в раздумье. Или еще не пришел к определенному выводу.
Шурик не выдержал:
– Что за суета, собственно? Если Ежов ее вычислил, почему не взять? Я говорю об этой Абалаковой.
– Мы хотим ее взять с поличным. А дома она почти не бывает.
– Мало ли. Почти… Все равно ведь бывает.