– Добрый день, товарищ полковник. Мне только утром сообщили, что прибудет колонна, мы так рады… – Стрельбицкий резко остановился и бросил на толстяка суровый взгляд. – Извините, я не представился. Углов, инженер. Руковожу здешними работами. – Полковник смерил его взглядом и двинулся дальше. Инженер засеменил следом. – Работаем по двадцать часов в день! Даже ночью копаем! – Углов на ходу кивнул поздоровавшимся с ним женщинам: – Здравствуйте! Доброе утро! Здравствуйте! Девять дотов по эту сторону шоссе и одиннадцать на той! Часть из них, само собой, не тут, у речки, а там, дальше, во второй и третьей линиях! – Он окончательно задохнулся от ходьбы и замолчал, умоляюще глядя на Стрельбицкого.
Как ответственный работник, инженер Углов понимал, что все его слова выглядят как оправдание недоделанной работы. Да, но ведь и сроки ее окончания первоначально были другие! Да, он ответственный за участок, с него можно спрашивать, его можно обвинять. Это проще всего…
Стрельбицкий, все это время осматривавший позиции с высоты холма, резко повернулся к Углову:
– Идемте со мной.
Они спустились по насыпи, миновали шоссе и направились к ближайшему доту справа от дороги. Он с первого взгляда понял, что позиции не просто не готовы – они едва намечены. В Малоярославце он еще тешил себя надеждой, что у коменданта не совсем точные данные, но в Ильинском эти надежды рассеялись окончательно. Настоящая картина оказалась куда печальнее. Наставление коменданта «Берите все в свои руки» в этой обстановке звучало не просто тревожно – зловеще.
Даже неподготовленному человеку было ясно: в минимальные сроки, отведенные для укрепления рубежа, сделать нужно очень много. Сейчас незамаскированные доты и капониры отчетливо выделялись среди красно-желтой осенней листвы и представляли собой отличные мишени для вражеских наводчиков. То же самое можно было сказать и про дзоты. По замыслу инженеров-фортификаторов здесь следовало возвести настоящую огневую систему секторов. Но строили их в спешке, и потому многое просто не додумали. На открытой местности эти странные сооружения выглядели как специальные ориентиры, возвышавшиеся на два-три метра. Никакой маскировки при этом практически не имели. Ни у одного из бетонных дотов не было ни бронированных плит на амбразурах, ни стальных дверей. К тому же сами амбразуры были такие большие, что любой разорвавшийся перед дотом снаряд мог поразить осколками сразу весь расчет огневой точки.
Стрельбицкий дождался отставшего Углова и, взяв его за рукав, подвел к краю насыпи.
– И это, по-вашему, линия обороны? Ничего же не сделано!
– Как не сделано? Вот один бетонный дот, вон другой. И их тут… – Инженер попробовал высвободить рукав плаща. – К тому же сроки…
– Это не дот! Это – бетонный гроб! Почему нет бронированных листов на амбразуре? Первое же прямое попадание, и от осколков внутри – одни трупы! А двери где? Немцы сзади зайдут – мы и выстрела не успеем сделать! – Стрельбицкий начинал распаляться: – И так на всем рубеже! Маскировки – никакой! Что с воздуха, что с того берега мы все – как на ладони!
Углов наконец вырвался из рук полковника:
– Мы сделали все, что смогли, товарищ полковник! Честное слово! Вы же видите – женщины, старики работают, не спят почти! А материалы еще не подвезли с завода. Все понимаю! А что я могу? Нету бронированных листов! И дверей нет! Срок сдачи укреплений – только через два месяца!
– Ты мне бабами не прикрывайся! У меня самого – пацаны зеленые. Ты им что, умирать здесь прикажешь? Без укрытий, без брони. Умирать, да? Они умрут, если надо, только и ты с ними вместе. – Полковник приблизился к инженеру вплотную и вдруг заметил в его глазах слезы.
«Что это я? Он же сам не рад, да и не его это вина».
Словно угадав мысли Стрельбицкого, Углов принялся жалостно оправдываться:
– Никто же не верил, что немец вообще сюда дойдет… Я звонил, писал. Но кто я такой? Инженер, маленький человек, меня никто не слушал… Поверьте, мы делаем все возможное. Если курсанты помогут, мы тут за несколько дней все подготовим!
Стрельбицкий отвернулся и стал смотреть на переправу. Он уже жалел, что сорвался. Почувствовав в полковнике перемену настроения, Углов заговорил увереннее:
– Постараемся все подготовить. Бронелисты, конечно, сами изготовить не сможем…
– Вы извините меня, я погорячился. Но поймите правильно: это последний рубеж, за нами Москва. Врага туда, – полковник кивнул на восток, – пропустить нельзя.
– Я все понимаю. – Углов поправил шляпу, достал носовой платок. – Мы постараемся. Сделаем…
Стрельбицкий уже не слышал его, широкими шагами он спускался с холма, направляясь к забитому беженцами мосту.
К этому часу движение беженцев на единственной переправе через Выпрейку практически замерло. Быстрее двигаться не получалось: комендантский патруль под командованием немолодого лейтенанта тщательно осматривал прибывавших, по возможности проверяя документы и поклажу.