Подольские курсанты

– Товарищ капитан, – Стрельбицкий повернулся к стоящему рядом Андропову, – а ведь неплохая идея, со срубом-то. – Полковник кивнул в сторону позиций. Там курсанты-артиллеристы заканчивали маскировать орудийный дот. Они накрыли его стогом сена, а между дотом и мостом соорудили подобие дома из обгорелых бревен. – А вам, лейтенант Лепехин, замечание: рядом с вашим дотом растут ели, а вы закрыли его ветками ольхи. Листья пожухнут, и на это обратят внимание наблюдатели противника. Немедленно исправьте маскировку.

– Слушаюсь. – Лепехин сорвался с места и побежал с наблюдательного пункта к реке.

– Что ж, будем надеяться на лучшее, – проговорил полковник вполголоса, а вслух сказал: – Прошу внимания, товарищи командиры. – Он вынул из планшета сложенный вчетверо большой лист бумаги и разложил его на стоящем тут же снарядном ящике. – Это схема уязвимых мест немецких танков. Доты по отношению к мосту расположены так, что возможны рикошеты от боковой брони танка. Поэтому нужно бить сначала по гусеницам и смотровым приборам. Задача: первым же выстрелом заставить танк остановиться. Вторым постараться добить его. – Полковник обвел собравшихся взглядом, офицеры понимающе закивали. – Теперь главное. Доты должны работать в паре. Один стреляет, второй в это время молчит. Как только немцы пристрелялись, первый замолчал, бьет второй. Потом наоборот. Понятно?

– Так точно.

Стрельбицкий продолжал:

– Что делать, когда противник пристрелялся? Тут порядок действий таков. Один снаряд лег рядом с дотом – приготовились! Второй лег – хватайте орудие и выкатывайте из дота.

Командиры удивленно переглянулись. Лейтенант Алешкин вскинул руку к козырьку:

– Товарищ полковник, разрешите вопрос.

Стрельбицкий перебил его:

– Я знаю, о чем вы хотите спросить. Да, устав запрещает орудию покидать дот. И об этом знаете не только вы, но и немцы. Пристрелявшись, они в конце концов попадут прямо в дот. Как раз в этот момент вас там быть и не должно! А когда дым сошел – закатывайте орудие обратно, и снова в бой!

– Понятно. – Офицеры заулыбались и одобрительно закивали в ответ.

– Кстати, – Стрельбицкий задержал взгляд на Алешкине, – ваша придумка с маскировкой может пригодиться остальным.

Заинтересованные офицеры поспешили к брустверу и принялись рассматривать вторую линию дотов. Со стороны реки дот старшего лейтенанта Алешкина скрывался за ветхим сараем. Вроде ничего особенного, прием не новый.

Алешкин вскочил на бруствер. Курсанты заметили командира и мгновенно сообразили, что от них требуется. Алешкин поднял руку, замер ненадолго, потом резко опустил ее вниз. Неожиданно старый сарай, скрывавший дот, зашевелился, передняя его стена, казавшаяся поначалу целой, дрогнула и превратилась в разъезжающиеся ворота. Курсанты потянули за веревки, створки разошлись, и в окуляры полевых биноклей стало видно дуло открывшейся пушки, наставленное прямо на шоссе перед мостом…

Прямо за позициями, в лесу, оборудовали полевой госпиталь. На поляне поставили несколько больших палаток, связанных друг с другом общими переходами. В одной организовали операционную, остальные заполнили койками и лежаками для раненых. Медперсонал и призванное в помощь подразделение саперов трудились, не покладая рук, спеша закончить приготовления в срок.

Вместе работали и Маша с Люсей. После того как им довелось пережить авианалет, девушки сблизились еще больше. К тому же у каждой была своя сокровенная девичья тайна, которой так хотелось с кем-нибудь поделиться. И если Люсина любовь, Раиль Яхин, был рядом, нет-нет да и забегал под каким-нибудь предлогом в санчасть, то Сашка был сейчас далеко и, по слухам, уже вовсю дрался с фашистами.

Все чаще Маша думала о том, чтобы напроситься туда, в передовой отряд. Конечно, там были санитары и поопытнее ее, но разве можно усидеть здесь, в тыловом госпитале, когда всего в нескольких километрах идет настоящая война. Там, среди других курсантов, воюет ее Сашка. Поговаривали, что немцы наступают все ближе и ближе к Ильинскому – вон уже и беженцев совсем не видно, а как много их было в первые дни…

Маша отложила в сторону упаковку с бинтами и обвела глазами пустую палатку. Сердце бешено заколотилось, непослушные пальцы принялись теребить полу гимнастерки. Что это? Ей вдруг захотелось выскочить из палатки, убежать подальше в лес и дать волю чувствам – зареветь или начать танцевать. Но подобные шальные мысли показались сейчас такими глупыми, что Маша даже усмехнулась про себя.

Брезентовый полог с громким шелестом распахнулся, и в палатку вошла военврач Никитина. Она была в накинутой поверх белого халата плащ-палатке и высоких сапогах, к которым пристали мокрые осенние листья. В ее глазах, всегда строгих и как будто холодных, читался вопрос, заботивший в эти дни всех, кто был на рубеже: все ли готово? Хотя был и другой: когда же все наконец начнется и чем все кончится?

Маша смотрела на начальницу, не понимая, что все еще думает о Сашке, и от этого на лице ее блуждала прежняя нелепая улыбка. Никитина прошла вдоль коек, заглянула в тумбочки, полистала журнал записей.