Подонок

— Я утром был у пациента и могу сказать вам, что мы его скоро выпишем. Он очень хорошо идет на поправку. Если добавятся еще и физические нагрузки, и побольше, результаты не заставят себя жать. Я бы порекомендовал еще одну операцию сделать у хорошего специалиста в столице. Я бы даже дал вам номер…

— Я буду вам очень признательна.

Я сама не поняла, как улыбаюсь от его слов, что Вадиму действительно лучше.

— Я бы выздоровел только от того, что обо мне волнуется такая женщина, как вы.

Я усмехнулась, а он подал мне пакеты.

— Тяжелые. Я помогу отнести.

— Не надо. Я сама. От машины донесла и здесь справлюсь.

— Женщинам нельзя носить тяжелое.

И понес вверх по лестнице, я за ним пошла. И вот умом понимаю, что со мной флиртует известный врач, молодой, симпатичный, старше меня на несколько лет и подходящий мне по всем параметрам… а сердце, проклятое, замирает от мысли, что мой мальчик выздоравливает, что я сейчас войду в палату и увижу его, голос услышу, улыбку. Дура… боже, какая же я дура!

Доктор толкнул дверь плечом и занес пакеты, я зашла следом.

— Войтов, вам тут бонусы к больничному ужину принесли. Вы б приподнялись хоть раз, что ли.

Вадим обернулся и посмотрел то на меня, то на врача, и брови на переносице сошлись.

— Ольга, я тут пакеты поставлю. Смотрю, балуете мне пациента деликатесами? Наверняка вы вкусно готовите.

Антон Юрьевич обернулся ко мне и усмехнулся, а Вадим резко поднялся и почти сел на кровати, стиснув до скрипа челюсти.

— А у нас теперь в негласный прейскурант цен на медуслуги входит и работа носильщиком? Туфли за дополнительную плату не чистите? Белье не стираете?

Врач даже не посмотрел на Вадима, только на меня:

— Завтра узнаю насчет того, о чем мы с вами говорили. А вы, Войтов, если будете так резко вставать, навредите себе. Плавно надо, держась за тренажер. Без фанатизма и идиотизма.

Он вышел, а я принялась из пакета все доставать и расставлять на столе и в тумбочку.

— Домой он вас тоже возит? Или вы его? Ольга… как интересно. И с каких пор вы ему Ольга? Конечно, почему бы и нет. Доктор, солидный, красавчик, звезда и светило, да?

Я не отвечала, продолжая ставить пластиковые контейнеры с обедом и ужином в тумбочку.

— Ты с ним спишь?

Выронила банку с вареньем и резко обернулась.

Он так и сидит на кровати, стиснув челюсти и дыша шумно через нос. Такой юный, злой, желваки играют на скулах, и в глазах темно-синих не ураган — там апокалипсис мой персональный. Ревнует. И я понимаю, что у меня внутри все клокочет от этого понимания, разрывается то ли от триумфа, от злости одновременно, и по морде ему съездить хочется, чтоб не думал обо мне так.

— А если сплю, то тебе какое дело?

— Тогда вон пошла отсюда! Собрала все свои банки-склянки и быстро умотала! Ходит тут… или на одного больше не помешает? Коллекционируешь кобелей?

Дышит тяжело, пальцами одеяло сгреб. Я отвернулась и продолжила полотенца складывать, забирая грязное в другой пакет. Руки дрожат, и в горле дерет от обиды и ярости.

— С ним была весь день, да? Вот почему так долго! Он тебя оттрахал, потом сюда привез? По дороге в супермаркет заехали, убогому бананов привезти?

Все! Это было слишком! Это был перегиб, потому что меня просто взорвало, я достала из сумочки рисунки Василька и поднесла к этому ревнивому идиоту, швырнула на колени.

— Это тебе передали.

Он моментально изменился в лице, рассматривая картинки, листая дрожащими пальцами, а я спиной к нему стала, и внутри все клокочет, понимаю, что вот сейчас надо уйти, что надо проучить его за все, что сказал… за то, что подумать так обо мне посмел. И не могу… не могу, черт его раздери.

— Оля…, — очень тихо, — ты к Леке ездила?

Обернулась и кивнула.

— Иди сюда.

Взъерошенный весь, смотрит на меня совсем другими глазами.

— Подойди ко мне.

Я медленно выдохнула и подошла, он меня за руку схватил, к себе дернул, заставляя сесть на край постели рядом с ним. Лицо мое пятерней обхватил, к себе поворачивая:

— Прости, — и тут же губы мои губами своими горячими накрыл, меня током прострелило, так что в глазах потемнело, — прости… я дурак, — зарываясь в мои волосы, притягивая к себе еще ближе, жадно кусая мои губы то верхнюю, то нижнюю, проталкивая язык глубоко в рот. Рука наглая… такая наглая тут же на грудь опустилась, дергая пуговицы блузки. Дрожит весь, впиваясь все сильнее в мой рот, заталкивая язык еще глубже, не давая отдышаться. Сдернул несколько пуговиц и грудь мою из чашки лифчика высвободил, сосок сильно сжал, выдыхая мне в рот стоном. Дразнит, потирает большим пальцем и снова сжимает, заставляя выгибаться навстречу и в ответ голодно терзать его рот, впиваться в непослушные волосы.

— Спинку кровати подними… Оляяя, подними.

Оттаскивая от себя на секунду… заставляя опомниться и, тяжело дыша, смотреть ему в глаза, возвращаясь к реальности, в которой его рука дрожит от напряжения.

Хотела вырваться, но он не дал.

— Ни хренааа, не выпущу. Хочу тебя трогать… слышишь, Оляяя, трогать тебя хочу. Везде. Подними!