Подонок

Я несколько раз кивнула и стиснула в волнении сумочку. Заведующая сняла трубку с какого-то доисторического аппарата и куда-то позвонила:

— Раиса Федоровна, к Войтову пришла родственница. Да. Хорошая женщина, очень приятная, не то что этот… ну вы поняли. Приведите Васю в коридор, познакомьте с ней. Потом проведите на площадку.

Положила трубку и снова посмотрела на меня.

— Встреча первая будет под наблюдением воспитателя. Поверьте, что так лучше для вас, иногда дети ведут себя совершенно непредсказуемо. Войтов обычно спокойный ребенок, но-но-но…все может быть.

Я встала, и она опустила взгляд на мой сверток.

— Это у вас что?

— Игрушка.

— Зачем?

— Мальчику принесла.

— И совершенно напрасно. У него ее отберут или сломают из зависти. Лучше б принесли ему одежду или что-то из еды вкусное, витамины.

— А… а это…

— А это давайте я отнесу в их класс, будет общим. Не надо носить игрушки.

— Я не знала.

— Теперь будете знать. Что-то еще принесли ему?

Я отрицательно качнула головой, а она полезла в шкафчик и достала шоколадные конфеты, дала мне несколько штук.

— Вот, дайте конфеты — это намного лучше. Он и сам съест, и с друзьями поделится.

В дверь негромко постучали, и у меня душа ушла в пятки, она со скрипом приоткрылась, в кабинет заглянула моложавая женщина с рыже-красными волосами.

— Мы здесь.

Пока дошла до двери и вышла за нее, у меня от нервной дрожи занемели руки-ноги, и я вообще разучилась разговаривать. Взгляд вниз опустила на мальчика в зеленой куртке с мишками, со взглядом маленького волчонка из-под насупленных бровей. И глаза такие же темно-синие, маленький клочок урагана. Так похож на старшего брата.

Сердце до боли сжалось, забилось глухо о ребра, засаднило мучительной тоской, перед глазами потемнело, потому что я поняла, что этот малыш делал там у решетки — он ждал Вадима.

Я присела на корточки перед ребенком и посмотрела ему в глаза, точнее, попыталась посмотреть, поймать, обратить на себя внимание:

— Меня зовут Оля.

Почему-то называться официально по имени-отчеству мне не захотелось. Ему вот этих всех воспитателей с нянечками хватает. Он на меня взгляд не переводил, смотрел куда-то вниз на паркет, только пальчики шапку мнут нервно, хаотично. Вспомнились пальцы Вадима на пододеяльнике, когда он нервничал. Действительно, они ужасно похожи. Почему-то бросились в глаза косо срезанные ногти. В каких-то местах до крови, и заусенечки по бокам. Один пальчик нарвал возле ногтя. Представила себе, как кто-то быстро, второпях и неаккуратно срезал ему ноготки, и внутри засаднило с новой силой. Такой худенький, маленький ростом, и уши эти торчат как-то беззащитно на коротко остриженной голове.

— Я пришла к тебе в гости — давай знакомиться.

Протянула ему руку и… и опустила. Никакого интереса. Совершенно притом. Возможно, этот интерес был. Но маленький упрямец его не показывал и полностью меня игнорировал. Вот все же кровь не вода. Я в этом только что точно убедилась.

— Что ты молчишь, Василий? Я тебя как учила разговаривать с гостями? Ты же знаешь, что надо улыбаться, в глаза смотреть, быть приветливым и ласковым, и тогда тебя обязательно усыновят.

Раиса Федоровна дернула его за рукав. И мне захотелось ее оттолкнуть, чтоб не лезла и не мешала.

— Я не хочу, чтоб меня усыновляли, — сказал тихо без вызова и даже грустно. У меня опять сердце сжалось, — меня брат заберет. Вы уходите, тетя. Выбирайте кого-то другого. Меня не надо.

— Да где там, — всплеснула руками воспитательница, — заберут его. Больше месяца уже нет братца твоего, бандюгана, забыл про тебя, по девкам шастает или сидит давно. На фиг ты ему нужен. Смотри, какая женщина красивая пришла к тебе. Именно тебя из всех выбра…

И меня какая-то страшная злость разобрала, я встала в полный рост и посмотрела на Раису Федоровну, не дав ей договорить.

— Вы зачем говорите ребенку то, чего не знаете? Вадим в аварию попал, лежит в больнице с переломом позвоночника, и я вместо него приехала. И, да, он его заберет, когда выздоровеет. Не я, а сам Вадим.

Повернулась к Васильку, а он теперь на меня во все глаза смотрел, такие огромные, грустные и до боли знакомые. Я ему руку протянула:

— Идем, я тебе на улице все расскажу.

Несколько секунд промедления, и маленькие пальцы доверчиво стиснули мою ладонь. Вот так, малыш. Никто тебе врать не будет и надежду отнимать тоже.

— Ну откуда ж я знать могла? Нечего пустыми иллюзиями детей кормить, я им только правду говорю.

— Ну если вы не знаете, то это не правда, а ваши домыслы. Домыслы всегда лучше держать при себе. Вы б у Тамары Георгиевны поинтересовались, кто я и зачем пришла.

Я даже на нее не обернулась, ребенок повел меня сам во двор. Пальцы у него оказались холодными и очень цепкими, сильными. Пока вел через двор, на нас опять все пристально смотрели, даже крики и визги стихли. Я вспомнила, как заведующая сказала, что из зависти могут игрушку сломать, и только сейчас поняла, что она не соврала и не преувеличила.

Мы сели на темно-зеленую лавку, и некоторое время он молчал, мотыляя ногами в потертых кроссовках, а потом спросил: