- Чем? - удивился Левин. - А ничем. Просто вспомнил один старый анекдот. Вам, конечно, известно, что великий наш хирург Пирогов обладал довольно скромной внешностью. Был косоглаз, слегка рыжеват. Ну, а современник его, не помню фамилии, профессор, может быть, даже Иноземцев, имел внешность чрезвычайно эффектную. Вот кто-то из тогдашних медицинских остряков возьми и скажи: если вы хотите показать больному профессора, то пригласите Иноземцева. А если хотите показать профессору больного, то пригласите Пирогова...
Баркан усмехнулся.
- Как там наш немец? - спросил Левин.
- Уехал от нас,- сказал Баркан, откручивая проволочки на пробке. Очень был, я бы выразился, застенчив...
Александр Маркович вымыл стаканы и спросил, откуда у Баркана шампанское.
- Жена прислала! - медленно выкручивая пробку, ответил Вячеслав Викторович. - Приехал тут один и привез посылочку.
- А по какому случаю мы пить станем?
- Ни по какому.
- Врете. Небось за мое здоровье. За благополучный исход.
- И это неплохо.
Пробка сама поползла вверх.
- Если выстрелит - значит, все будет в порядке, - произнес Левин. Это старая и верная примета: шампанское обязано стрелять.
Он внимательно смотрел на бутылку, и было видно, что он волнуется выстрелит или не выстрелит. Баркан тоже ждал, и, когда пробка вылетела и пенная струя косо ударила в стену, у обоих - и у Баркана и у Александра Марковича - повеселели лица. Они выпили по стакану пены, и Баркан спросил:
- Что-то последнее время, Александр Маркович, вы на меня не кричите? Чем это объяснить?
- Вы не знаете?
- Не знаю.
- И я не знаю. Но, во всяком случае, не потому, что я смирился. Надо думать, что это вы притерлись к нашему отделению...
- Я ни к чему никогда не притираюсь...
- Тогда, значит, наше отделение притерло вас к себе. У нас часто так бывает. Вначале, например, Жакомбай очень хотел от нас уйти, а потом понял, что тут он на своем месте. Притерся...
- Ничего он не притерся, а просто он на вас молится! - рассердился Баркан. - Тут многие на вас молятся, а вы и довольны. Не обижайтесь, вам нравится это поклонение: наш подполков-ник, у нас в отделении, с этим может справиться только Левин. Все мы люди, все человеки, ничего не поделаешь...
Александр Маркович подумал и сказал, что это не так - никто на него здесь не молится. Что же касается до Жакомбая, то тут особая штука. Надо делать не только то, что положено, но и еще многое иное, такое, что подсказывает душа...
- Что же именно подсказала душа вашему Жакомбаю? - спросил Баркан.
Левин ответил не сразу.
Вячеслав Викторович налил еще пены.
- Что не положено? Он, видите ли, сам ищет. Он отыскивает, что можно еще сделать, и делает: он, например, сам сделал для нас с вами электрический умывальник, для камбуза соорудил электрическую сушилку, сделал гидролизный электрический стерилизатор...
- Но я этого не умею! - буркнул майор.
- Зато вы умеете многое другое. Умеете, но обижаетесь по пустякам, сердитесь и работаете по своей специальности хуже, чем Жакомбай по своей. Но это ничего. Мы вас перемелем...
- Благодарю...
- Пожалуйста. Вы уже помаленьку перемалываетесь...
- Но я еще недостоин заменить вас в отделении, пока вы будете оперироваться?
- Боже сохрани! - испуганно и сердито сказал Левин. - Вы ведь еще не понимаете даже, кто такой Жакомбай.
- А это так важно?
- Ого!
Они помолчали, потом Левин, как ему показалось, довольно искусно перевел разговор на более спокойную тему - на случай перитонита, имевший место несколько лет тому назад. Баркан поддержал разговор, и они заспорили друг с другом без былого недружелюбия, заспорили, как спорят добрые знакомые доктора. А погодя майор ушел напевая, в хорошем настроении.
- Значит, не я буду вас заменять на время операции? - спросил он уже в дверях.
- Нет, не вы.
- А кто же, разрешите узнать?
- Думаю, Варварушкина. Впрочем, мне еще нужно согласовать это с начальником госпиталя...
- Ну, добро! - ответил Баркан и плотно затворил за собой дверь.
Согласовав все с начальником госпиталя, Левин вызвал к себе Варварушкину. Ольга Ивановна очень удивилась и даже расстроилась оттого, что она, а не Баркан, останется заместителем Левина, но он ее утешил, сказав, что это ненадолго, что еще лежа он будет ей помогать и что в особых случаях она вполне может обращаться за помощью к начальнику первого хирургического. Ольга Ивановна слушала, разрумянившись от волнения, ломала спички и все пыталась перебить, но Александр Маркович не позволял, а когда он кончил говорить, она тоже ничего не сказала, только еще больше покраснела и так молча, краснея до ушей, вышла из ординаторской. Но он окликнул ее и, безотчетно радуясь ее волнению, сказал, что это еще не все и что им надобно подробно поговорить обо всех раненых отделения. Говорили они подробно и пили чай с клюквенным экстрактом. Ольга Ивановна записывала в книжку, а иногда спрашивала, и он ей подробно объяснял то, что было не совсем ясно.
- Ну, теперь я поняла, - говорила она, глядя ему в глаза, - теперь мне все ясно.
- Ясно? - спрашивал он, радуясь.
- Да, совершенно.