Подпорченное яблоко

Гиббонс попытался не обращать на него внимания. Он терпеть не мог, когда его называли Бертом, потому что всегда ненавидел свое полное имя — Катберт. Он хотел, чтобы его называли Гиббонс, просто Гиббонс, и он сто раз говорил об этом Иверсу, но больше повторять не станет. Зуб ужасно болит, но этот занятый только своими мыслями и делами осел слишком туп, чтобы понять это. Да и то сказать, по сравнению с тем, что здесь произошло сегодня ночью, нарочитое нежелание Иверса называть Гиббонса так, как тому хочется, яйца выеденного не стоит. Сегодня здесь стреляли в агента, выполнявшего секретное задание. Только это и имело сейчас значение. Не имя Гиббонса, не его зуб, не его тупой олух босс. Стреляли в агента ФБР.

Сквозь боковое окно Гиббонс осмотрел залитые кровью сиденья. Он отступил назад, чтобы лучше разглядеть, нет ли чего-нибудь на заднем сиденье, и увидел в стекле свое отражение. С одной стороны лицо здорово опухло. Но это его не очень уродовало — он и так был некрасив. Почти лысый, с маленькими мрачными глазами. Нос, похожий на большой стручок перца, нависает над тонкими бескровными губами. Намечающийся второй подбородок, как у индюшонка. Он стянул расстегнутый воротник рубашки и снова отпустил его. Выбегая из дому, он забыл захватить галстук, а без галстука он всегда чувствовал себя раздетым. В отличие от этого осла Иверса Гиббонс начал работать в ФБР при Гувере, а в те времена агенты ФБР везде появлялись только в костюме, начищенных ботинках, шляпе и при галстуке. Гиббонс так никогда и не избавился от привычки носить галстук. Большинство молодых агентов, особенно работающих под прикрытием, привыкали к этому с трудом. Поверх крыши машины Гиббонс посмотрел на свитер с высоким воротом, который был на помощнике директора, и подумал: интересно, чем бы он объяснил отсутствие галстука.

Иверс стоял с двумя полицейскими из Нью-Джерси, первыми прибывшими на место происшествия, и делал записи в блокноте. В своей дубленке, мягком, неплотно связанном свитере бутылочно-зеленого цвета, выглаженных джинсах и мокасинах с кисточками цвета бычьей крови он смотрелся просто шикарно. Если бы не его большая квадратная голова и выглядевшие ненастоящими подкрашенные под седину виски, он был бы похож на рекламу фирмы «Ральф Лаурен». Что за осел!

Делая свои идиотские записи, Иверс заставлял полицейских напрасно терять время, так как Гиббонс сразу по прибытии уже получил всю информацию. Спавший в своем грузовике водитель из Южной Калифорнии по фамилии Нельсон услышал, что кто-то жмет на сигнал своей машины. Схватив алюминиевую бейсбольную биту, он выскочил из машины, намереваясь снести башку этому янки, и тут обнаружил истекающего кровью Гэри Петерсена, навалившегося на рулевое колесо. Водитель помчался к своему грузовику и на частоте, выделенной для персональной и служебной радиосвязи, вызвал «скорую». Когда он вернулся к машине, Петерсен был почти без сознания. Открыв дверцу, водитель втиснулся на сиденье рядом с раненым, взял его за руку и заставлял говорить до тех пор, пока не приехала «скорая». Еще водитель сказал, что, выскочив из грузовика с битой в руках, он не заметил на площадке ни души.

Гиббонс получил все эти сведения непосредственно от водителя, о чем он и сказал Иверсу, но Иверс — большой начальник, и ему нужно было, чтобы все видели, что он тут главный. Блокнот — первый признак большой шишки.

Гиббонс поморщился от накатившей боли, просверлившей челюсть. В такие моменты у него всегда возникали ассоциации с инструментами с электрическим приводом — токарными и фрезерными станками и прочей мурой. Он склонил голову набок и поднял глаза к небу, прижимая пузырь со льдом к щеке, и стоял так, мигая от ослепительного блеска северного сияния, пока оно не погасло. Проклятый зуб жутко болит, но сейчас, когда Гэри Петерсен в реанимации на грани жизни и смерти, не время жаловаться.

Скулы Гиббонса вновь затвердели, но на этот раз не из-за зуба. В нем все кипело от ярости. Просто невероятно, что в Петерсена стреляли. Этого просто не должно было случиться. Считалось, что на этой стадии операции, при таком прикрытии он не подвергается никакой опасности. Иверс уже высказал предположение, что, возможно, это было простое вооруженное ограбление, мол, Петерсену просто не повезло, он оказался в неподходящее время в неподходящем месте. Ладно, этот недоумок может сколько угодно разглагольствовать и предполагать, тряся своим идиотским блокнотом, но он-то. Гиббонс, абсолютно уверен, что в Петерсена стреляли только по одной причине. Его расшифровали. Точка.