Подробности жизни

Взвод ставил уже не первую БОТ. Расчистили до земли плотный, прибитый ветрами снег, осторожно покирковали мерзлую землю, подложили под броню притащенную с собой деревянную раму, перевернули броневое корытце со «спины» на «живот», начали высматривать показанный ориентир. А дело было уже перед рассветом, когда в зимнее время почему-то сильно темнеет. Немцы тоже, как назло, вдруг позабыли о своей постоянной обязанности — бросать ракеты. Короче говоря, не видно стало тех кустов, что показал лейтенант-пехотинец.

Случилась заминка. Один говорит — вон там они, эти кустики, и показывает рукой прямо, другой поправляет и показывает левее, третий вообще сомневается. Один только Гоша Фатеев помалкивал да улыбался. Потом говорит: «Соберите-ка мне табачку на хорошую закрутку». — «Нашел где чудить!» — одернул его сержант Матюх. «Соберете — покажу точное направление», — говорит Фатеев. И сержант, уже доверявший опыту бывшего разведчика, сказал: «Дайте ему, у кого есть».

Наскребли ребята на закрутку, Гоша старательно свернул ее, раскурил внутри БОТика, спрятал в рукав и пошел к полотну реки. «Направляйте туда, где курить буду», — сказал на прощание.

И верно: через небольшой промежуток времени впереди заморгал огонек — все равно что волчий глаз в ночи. Саперы в один момент развернули амбразуру на огонек и с торопливым удовольствием, видя уже конец работы, начали закреплять и маскировать БОТ. Их ждало дома тепло печи и горячий, хотя и тощий, завтрак.

Но тут-то и случилась беда. В той стороне, где только что курил Фатеев, послышался сдавленный крик, раздался винтовочный выстрел и стон.

Сержант Матюх, как только услышал это, сделался лицом белее снега. Понял все: и почему тишина такая установилась, и почему немцы ракет не бросали. Разведке своей мешать не хотели! А разведку эту, скорей всего, саперы шумом работ приманили.

— Утащат! — прошептал сержант, думая, наверно, не только о самой беде, но и о своей командирской ответственности.

— Сорокин, Джафаров, за мной! — скомандовал он тем бойцам, которых в данный момент видел перед собой. И первым побежал к реке, на ходу сбрасывая с плеча автомат, перешедший к нему от убитого лейтенанта. За ним — Сорокин. Не долго медлил на этот раз и Джафаров.

Добежали до места, где стоял недавно Фатеев. Снег тут был сильно истоптан, а в сторону немцев тянулась дорожка следов и две извилистые ложбинки — это здесь волокли кого-то. Собственно, было уже совершенно ясно кого.

Сержант Матюх побежал по следам. Сорокин нагнал его, чтобы быть, в случае чего, под рукой. И скоро они увидели впереди темную валкую группку, убегавшую по реке к немецкому переднему краю. Матюх сразу послал туда короткую очередь. Сорокин тоже, став на колено, выстрелил по крайнему бегущему, рассудив, что Фатеев не может быть с краю.

Сержант бежал и строчил короткими очередями, как будто настырно требовал чего-то от убегающих немцев. Сорокин постреливал, целясь в крайних, но, как видно, не попадал. И все же в какой-то момент в немецкой группе что-то произошло. Она стала поменьше. Было похоже, что там сгрудились в тесную кучку для какого-то обсуждения. Послышались чужие картавые слова или ругательства. Оттуда ударили по саперам из автоматов, и довольно точно: пули пропели над головами преследователей визгливо-коротко.

Сержант, однако, не остановился и не залег. Он продолжал строчить короткими очередями, Сорокин и Джафаров поддерживали его выстрелами из винтовок. Немецкий передний край молчал, но он был теперь опасно близок. Пожалуй, не дальше, чем свой. И положение создавалось такое, что надо было возвращаться.

Почему немцы все-таки бросили Фатеева, никто потом уверенно объяснить не мог. Только гадали. Возможно, у немцев появился свой раненый, или двое раненых, которых надо было тащить. Возможно, они поняли, что захваченный «язык» все равно не доживет до допроса, и забрали только его документы, самого бросив на снегу. Во всяком случае, Сорокин скоро увидел его, брошенного, сразу узнал по полушубку и с разбегу упал рядом с ним, готовый и перевязать его, и до последнего выстрела защищать, и тащить к своим, но прежде всего желавший узнать: жив ли он?

Фатеев еще дышал, и Сорокин обрадовался. Он уже давно знал, что не всякая рана смертельна, а Гоша был человеком от природы крепким.

— Тащите его! Быстро! — приказал сержант.

Сорокин и Джафаров подхватили Фатеева под руки и поволокли в свою сторону, а Матюх лег прикрывать их.

Они пытались тащить Фатеева бегом и, конечно же, быстро выдохлись. В одном месте, под бережком, Джафаров лег на снег и сказал, что у него «все кончилось».

— Еще… не все… Джафарыч! — выдыхая по одному слову, убеждал и упрашивал Сорокин. — Надо его… поскорее…

— Зачем ему… поскорее? — почти равнодушно отвечал Джафаров.

Сорокин попытался нащупать у раненого пульс, но слышал только гулкие, бешеной частоты удары собственного сердца. Он слышал их в ушах, в груди, в голове, в пальцах и никак не мог определить, есть ли пульс у Фатеева.

— Все равно надо… тащить, — сказал он Джафарову.