Моя обида немного уменьшилась, и я не смогла сдержать любопытство.
«Кто такой Вася?» — написала я Павлу.
«Понятия не имею. Это черненький мальчик со шрамом над бровью. Никто из детей не знает, чей он сын, и как оказался на нашем участке».
Настроение у меня еще чуточку улучшилось, однако я осталась сидеть у себя. В конце концов, я не дрессированный тюлень, чтобы ползти, куда надо, по свистку.
«Ладно, — минут через десять написал Павел. — Признаю, что слегка перегнул палку. Только вернись».
Я ничего не ответила, и почти сразу мой мобильник разразился трелью входящего звонка. Кажется, кое-кто умеет быть настырным!
— Васина на проводе, — шутливо заявила я, поднося телефон к уху.
— Лид, ну кончай обижаться, — голос Павла звучал чуть смущенно. — Извини, что наехал. Вечеринки — дело хорошее, просто… Я к ним еще не готов.
— Это плохо, — грустно констатировала я. — Ты понимаешь, что отчасти сам виноват в том, что Виола все еще в депрессии? Ты говоришь ей: давай, детка, возвращайся к жизни, а сам продолжаешь оставаться в коконе своего горя. Это так не работает. Пока ты сам не восстановишь душевное равновесие, не прекратишь запрещать себе маленькие радости, твоя дочь будет избегать удовольствий. Будет избегать всего, что когда-то делало ее счастливой. Дети всегда копируют своих родителей.
— Все это очень сложно.
— Я знаю.
— Да нет, ни черта ты не знаешь, — устало выдохнул он. — И надеюсь, никогда не узнаешь. Мне часто даже просыпаться не хочется. Но я должен. Ради Виолы. И я это делаю. Но вечеринки, веселье — это пока выше моих сил.
— Мне жаль.
Некоторое время мы молчали, а потом Павел стал кого-то отчитывать:
— Немедленно слезь с забора! Да-да, ты! А ты, Вася, прекрати пулять в девчонок орехами… Та-ак! Тебя, рыжий, мои замечания тоже касаются.
— Ладно, — выдохнула я в трубку. — Держись там! Подкрепление уже выехало.
Секунд через пятнадцать я была во дворе. На лице Павла проступила искренняя благодарность, и меня это необычайно обрадовало. Так, гляди, он и перестанет считать меня безмозглой курицей. А может, и что-нибудь хорошее во мне рассмотрит.
Я снова поделила детей на команды и заняла их конкурсами. На этот раз все у меня крутилось вокруг шариков. К счастью, их было много: Виола, пока мы готовились к приему гостей, надула штук пятьдесят. Все дети обожают шарики, так что конкурсы мои были встречены на ура.
После моего возвращения Павел не ушел в дом, как я ожидала, а засел в уголке и с напряженным видом наблюдал за всеобщим весельем. Может, ему не очень-то все нравилось, но он терпел. Терпел и иногда, при взгляде на Виолу, даже улыбался.
Наконец наша вечеринка подошла к концу. За некоторыми детьми пришли их родители, а часть детей я и Павел отвели домой сами. Прямо как порядочная супружеская чета, прожившая вместе не один год.
Когда мы «избавились» от последней троицы, Павел вдруг пробурчал:
— А ты неплохо ладишь с детьми.
Я зарделась. Неожиданно все-таки получить комплимент от этого ворчуна.
Впрочем, Павел почти сразу добавил:
— Наверное, тебе так легко с этой мелочью, потому что ты и сама еще совсем ребенок.
Ну что за человек? Я повела плечами, но возражать не стала: бесполезно.
Уборка после вечеринки заняла почти столько же времени, сколько и подготовка к веселью. Что не говори, но дети — настоящие проводники хаоса, они умудряются даже из листка бумаги устроить эпический срач. И Марта Петровна, и Павел помогали мне приводить двор в порядок, но к концу уборки я все равно почувствовала себя совершенно вымотанной. Захотелось в душ и спать.
Наверное, другие тоже устали, потому что после ужина мы все тут же разошлись по комнатам.
Помывшись, я забралась в постель, и в этот момент мне вдруг стало неспокойно. В голове закопошился целый рой мыслей. А может, я не права, что не рассказала Павлу о причине своей поездки в Краснодар? Может, ему следует знать, что у меня в городе были важные дела?
Сон не шел, кровать казалась неудобной. Я вертелась с боку на бок, а волнение внутри все нарастало. Нет, надо все-таки пойти и объясниться. Павел думает, что я таскалась к Георгию, и очков мне это совсем не прибавляет. А вот если рассказать ему, что ездила я к деду, возможно, отношение ко мне изменится. Кстати, про коварство Георгия, задержавшее меня на ночь, тоже упомянуть не помешает…
Я села и уставилась в темноту. Вот прямо сейчас и пойду к Павлу! Пойду и все ему подробно расскажу. Он меня выслушает и поймет наконец, что я не какая-нибудь взбалмошная идиотка, а взрослый сознательный человек.
Вздохнув, я стянула с себя пижаму. Она для серьезного разговора не годилась — слишком откровенная, о чем Павел уже не раз дал мне понять. Немного подумав, я натянула лифчик и облачилась в халат: мне хотелось выглядеть максимально пристойно. Взгляд в зеркало подтвердил, что у меня это получилось. Я неторопливо расчесалась и выскользнула в коридор.
52
Иногда мы делаем такое, чего даже сами от себя не ожидали. Люди называют это наваждением. Жертвой его я и стала той ночью.