Подружка – кровь с молоком

Дака и Сильвания быстро засеменили к парте. Они были рады, что больше не надо стоять перед классом, когда все на тебя пялятся. Девочки поставили свои школьные сумки рядом со столом и почти одновременно подтянули к себе стулья. Как раз в тот момент, когда они садились, прозвучал громкий, постыдный звук: «Пр-р-р!»

Дака резко повернулась к Сильвании и уставилась на неё, выпучив глаза.

Сильвания резко повернулась к Даке и уставилась на неё, открыв рот.

По классу пробежал смешок и прысканье.

– Господин Грауп! – воскликнул Лукас Глёкнер, сидевший позади двойняшек. Он махал рукой перед носом, отгоняя воздух. – Можно я открою окно? Пожалуйста! – Он закашлялся и хрипел так, будто вот-вот потеряет сознание, отравившись угарным газом.

Господин Грауп, слегка побледнев, кивнул Лукасу. Он разглядывал Сильванию и Даку и еле заметно качал головой.

– М-да, ну так вот: добро пожаловать в седьмой «Б»!

Ужасная дорога домой

Спустя шесть мучительных часов Сильвания и Дака брели, опустив головы, в конец Липового тупика.

– Это был самый худший школьный день в моей жизни, – сказала Сильвания.

– В моей тоже. Хотя… впереди, может, будут и другие, – возразила Дака.

– Ещё хуже, ты хочешь сказать? – Сильвания посмотрела на сестру большими глазами.

Дака пожала плечами. И тупо уставилась перед собой.

– А эту пакость с ужасным звуком нам наверняка подстроил тот Лукас. У него прямо на лице написано, что подобные пукательные идеи так и роятся в его голове.

Сильвания кивнула:

– Но мало ли что написано у него на лице. Подумали-то всё равно на нас. А потом ты ещё заснула на математике и захрапела.

– Я никогда не храплю. Я просто чуть громче дышу. А ты, кстати, заснула на немецком и заговорила во сне.

– Гумокс! – Сильвания скрестила на груди руки и отвернулась. Потом снова покосилась на Даку и тихо спросила: – И что же такое я говорила?

– Ох, что-то бормотала про сардельку и свиную грудинку. Кстати, при этом у тебя текли слюни.

– О нет, какой стыд! И всё это на глазах у Хелене.

– Ты имеешь в виду ту блондинку, которая всегда знает правильный ответ?

Сильвания кивнула:

– Она такая красавица, чисто ангел. Совсем не такая, как девочки у нас в Бистрине.

– И глаза у неё такие голубые и ясные.

– Да, они сверкают, как море на солнце, а когда она идёт, её волосы колышутся, словно золотая пшеница на ветру, – мечтательно сказала Сильвания.

Она не знала, то ли это ей самой пришло в голову, то ли она прочитала про пшеницу на ветру в какой-то книге.

– А ты видела, какой крутой череп с костями она нарисовала у себя на руке? – спросила Дака.

Сильвания согласилась:

– Она наверняка талантлива во всём.

– А как она хорошо пахнет. Даже слегка с гнильцой, – добавила Дака.

Какое-то время сёстры шли молча. Потом Сильвания вздохнула:

– Разве не круто было бы иметь такую подругу, как Хелене?

– Ещё бы. Но теперь нам об этом лучше забыть. Или ты думаешь, что такая девочка, как Хелене, захотела бы иметь в подругах двух сестёр, которые громко пукают, храпят на уроке и пускают слюни?

Сильвания закусила губу:

– Пожалуй, не захотела бы.

Она стала нашаривать цепочку с амулетом у себя на шее, чтобы успокоиться. Она щупала на шее слева, потом на шее справа. Потом ощупала даже затылок, потом ключицы. Ничего!

– Моя цепочка! – вскричала Сильвания. – Моя цепочка пропала!

– Что? – Дака сейчас же обшарила сестру, как это делают полицейские, по всему телу.

– О нет! Если она правда пропала, то… – Сильвания жалобно застонала. Она стала задыхаться, вокруг глаз у неё обозначились красные круги, а руки начали дрожать.

Она боялась даже представить себе, что будет, если цепочка не найдётся. Во-первых, это была особенно ценная и красивая цепочка. Она была золотая, а кулон, овальный, украшенный витиеватой гравировкой, мог открываться и защёлкиваться. Во-вторых, в этом кулоне хранилось кое-что особенное. Он был не только красивый, но жизненно важный для Сильвании: портрет бабушки… Родная земля… Бабушка Жежка выглядела на портрете очень красиво и на двадцать лет моложе (художник дал волю своей фантазии) – Сильвания любила эту миниатюру, но не она была жизненно важной, а родная земля.

Потому что, не имея хотя бы нескольких крошек родной земли в непосредственной близости от себя, любой вампир и полувампир всегда слабел. Сильвания знала, что от этого можно заболеть на неделю, а то и на месяц, смотря по тому, насколько силён был вампир.

Дака посмотрела на сестру и спросила:

– Ты уже чувствуешь себя вялой и безучастной или, может, у тебя боль в конечностях?

То были первые симптомы болезни.

Сильвания подняла руку и повертела головой:

– Не знаю. Но ощущения уже какие-то странные.

– По крайней мере, у тебя нет зуда. – Дака вдруг прыснула и едва могла сдержать смех: – А помнишь, как Богдан тогда на классном вылете всё пошатывался и чесал себе то живот, то попу?