Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

И большой шутъ схватилъ въ охапку маленькаго шута и опрометью выбжалъ съ нимъ изъ комнаты.

— Дмитрича! — крикнулъ князь. — Дуракъ, ты, Дмитричъ, — говорилъ успокоившійся князь, когда явился Дмитричъ. — На скомороха обмнялъ мн мертваго сына. Мн не нужно дурака!.. Чтобъ сейчасъ отослать его въ деревню свиней пасть!.. Отошли его, какъ мужичонку простаго, куда-нибудь подальше и чтобы тамъ и пикнуть никто не смлъ, что онъ мой сынъ!.. Какого чорта онъ мой сынъ!.. Шутъ онъ. Какъ мужичонку отошли!

— Отошлю, князь, — равнодушно отвчалъ Дмитричъ.

— У меня будетъ собственный мой сынъ… Если милая Мари разршится сыномъ, я женюсь на ней и у меня будетъ собственный сынъ… А этого скомороха долой съ глазъ и въ свинопасы!.. Непремнно долой съ глазъ и за тысячу верстъ, — слышишь?

— Сейчасъ, князь? — спросилъ Дмитричъ.

— Сію минуту! Сейчасъ въ свинопасы за тысячу верстъ!

M-lle Marie, гувернантка Гаврюши, разршилась сыномъ и старикъ-князь, довольный и счастливый, женился на ней, а Гаврюша, въ бдной крестьянской семь, за триста верстъ отъ прежняго житья, насъ свиней. Онъ прожилъ въ такомъ положеніи три года и тутъ окончательно испортилась его физіономія отъ ковырянія въ носу и отъ засовыванія рукъ въ ротъ, — и ротъ, и носъ его сдлались широкими, неправильными. Какъ пріемышъ въ бдной семь, онъ привыкъ улыбаться, во весь ротъ, раскрывая его очень некрасиво и обнаруживая неправильные зубы; но за то окрпъ физически. Пища его была плоха, но свжій воздухъ, лтняя жара и зимній холодъ укрпили его, отъ природы широкую и высокую, фигуру, а пастушеская жизнь сообщила ему навсегда мягкость, мечтательность, любовь къ-картинамъ природы, любовь къ овечкамъ и свинкамъ, а черезъ нихъ и ко всему бдному, жалкому, безсловесному, какимъ былъ онъ и самъ тогда.

M-lle Marie черезъ три года посл превращеніи въ княгиню Марію Давыдовну опять забеременла. Какъ она ни старалась скрыть свое вторичное интересное положеніе, такъ какъ ея супругъ уже второй годъ былъ слабъ и хилъ, князь, однако, замтилъ и, посл быстрыхъ, тщательныхъ и настойчивыхъ усилій, открылъ страшную для него истину. Два дня онъ былъ дикъ, почти не принималъ пищи и не ложился спать, но на третій день успокоился, позвалъ Сидорыча, помощника Дмитрича, и отдалъ ему такой приказъ: Дмитрича немедленно отдать въ солдаты, а для него, князя, приготовить все къ скорому отъзду въ Петербургъ и доставить ему немедленно Гаврюшу.

Черезъ годъ Гаврюша былъ отданъ въ пансіонъ при одной изъ петербургскихъ гимназій, а Марія Давыдовна, вслдствіе формальнаго развода, опять превратилась въ m-lle Marie и ухала съ своимъ незаконнорожденнымъ сыномъ во Францію, получивъ отъ князя 10.000 рублей.

Въ гимназіи Гаврюша учился туго, но прилежно: онъ былъ порядочнымъ по успхамъ и отличнымъ по поведенію. Товарищи подсмивались надъ нимъ, но любили его за искреннюю доброту, за желаніе всегда подлиться съ ними всмъ, а длиться ему было чмъ: князь щедро присылалъ деньги сыну, но видться съ нимъ не желалъ и даже мсто жительство отца не было извстно сыну. Посылая деньги, отецъ всегда писалъ одно и то же сыну: „Посылаю теб денегъ и совтую учиться какъ можно лучше. Ты — уродъ и наука — твое единственное, спасеніе. Твой отецъ князь Король-Кречетовъ“. Слово „князь“ всегда было подчеркнуто, а въ постскриптум пояснялось: „Только ученымъ ты не осрамишь нашего славнаго въ прошломъ дворянскаго и княжескаго рода“.

Гаврюша былъ въ седьмомъ класс, когда ему сообщили, что его отецъ умеръ, оставивъ все свое громадное состояніе ему, съ условіемъ, если онъ, Гаврюша, кончитъ курсъ въ Московскомъ университет. Въ послднемъ своемъ письм отецъ сообщалъ ему о его происхожденіи, и умолялъ его подъ страхомъ загробнаго проклятія учиться какъ можно лучше и не осрамить славнаго рода князей Король-Кречетовыхъ.

V.

Въ Москв, въ томъ дом гд жилъ студентъ Кречетовъ, жила и часто смотрла въ окно своей квартиры, въ третьемъ этаж молоденькая женщина, блондинка, съ остренькимъ носикомъ и бойкими глазами. Кречетовъ увидлъ ее, влюбился въ нее и по цлымъ часамъ стоялъ у своего окна, дожидая появленія блондинки у ея окна, но не длая, ни одного шага, чтобъ узнать, кто она — двушка или дама, и можно ли съ ней познакомиться.

Такъ прошло около мсяца.

— Послушайте, молодой человкъ, — обратилась къ нему блондинка, когда онъ возвращался изъ университета домой и когда она совершенно нежданно для него остановила его. — Вы такъ молоды и такъ злы! Зачмъ вы хотите погубить меня, преслдуя вашими взглядами, изъ окна?

Онъ растерялся. „Бдненькая!.. Какой я олухъ! Боже, что я надлалъ!“ — мелькало у него въ голов, и онъ хотлъ бжать, но его ноги не слушаютъ, а языкъ самъ собою заговорилъ:

— Я… честное слово… клянусь, я не зналъ… Какъ я могъ подумать погубить… Я молюсь на васъ, — вы, какъ святая, служите образомъ для моихъ молитвъ… Вы — ангелъ, — растерянно говорилъ онъ и слезы подступили къ его глазамъ.

Она сжалилась надъ нимъ, просила заходить въ ихъ домъ, общала познакомить съ мужемъ. Такъ началось знакомство и Кречетовъ сдлался другомъ дома блондинки и ея мужа, началъ часто бывать у нихъ.