Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

А въ зал, посл пнія Катерины Дмитріевны „куміръ поверженный — все-жъ богъ“, — раздавался густой басъ Кречетова. Онъ плъ „Бороду“ Бахметева, и плъ хорошо: была слышна искренняя грусть, какъ будто самъ Кречетовъ жаловался, что посдла его бородушка „до поры своей, до времени“, и что „не бусурманинъ“ и не „вьюга лютая“ — причиною тому.

— Вамъ много приходилось испытать горя? — съ участіемъ спросила двушка, когда онъ кончилъ пть.

— Всего бывало, Катерина Дмитріевна!.. Но я сегодня не хочу вспоминать непріятное. Позволите мн когда-нибудь разсказать вамъ свое прошлое? — спросилъ Кречетовъ.

— Да, да. Я буду очень рада, — живо сказала она.

— Я — уродъ лицомъ, злой на языкъ, но я — не злой на самомъ дл, Катерина Дмитріевна, — пожимая ея руку, говорилъ онъ. — Нтъ такого человка, Катерина Дмитріевна, которому, въ продолженіе тридцати-пяти лтъ его жизни, не улыбнулось бы хотя разъ счастье, не свтился бы хотя разъ лучъ искренней любви. А у меня… Не отталкивайте меня, Катерина Дмитріевна, я васъ люблю; вы воскресили во мн вру, надежду. Пусть опять разобьется вра и одна смерть будетъ удломъ мн…

Она сидла опустивъ голову и звала разсудокъ на помощь, а разсудкомъ завладли и страхъ, и бездна какихъ-то вопросовъ, и что-то пріятное, и что-то страшное, и все это сдавило ея голову, сжало грудь — и слезы полились изъ ея глазъ.

— Простите! Это такъ нежданно для васъ… Простите! Я сегодня… Но вы не отвчайте мн. Я буду ждать вашего отвта годъ, два, десять лтъ, — пока вы сами не скажите „да“ или „нтъ“… Простите и не сердитесь, — взявъ ея руку и пожавъ ее, сказалъ Кречетовъ и ушелъ изъ залы въ столовую. — Прощайте, Катерина Дмитріевна, — тихо сказалъ онъ, скоро возвратясь въ залъ.

— Прощайте, — сказала она вставая. Лицо ея было блдно, но глаза смотрли спокойно. — Вы очень добры…. Я буду видть васъ часто у насъ и тогда скажу. Я еще очень глупая двчонка.

Онъ крпко пожалъ и поцловалъ ея руку.

— У меня къ вамъ просьба, Гавріилъ Васильевичъ, — остановила она его, когда онъ дошелъ уже до дверей. — Мама не сказала, что Могутовъ очень грустно говорилъ, что онъ не можетъ найти работы. О немъ сочинили исторію… Найдите ему работу, — робко закончила она.

— Будетъ исполнено въ самомъ скоромъ времени, — отвтилъ Кречетовъ.

— Благодарю васъ, — подбжавъ къ нему и подавая ему руку, весело сказала она.

Онъ посмотрлъ пытливо ей въ глаза. Она покраснла и наклонила голову. Онъ гораздо осторожне, чмъ прежде, пожалъ ей руку и не поцловалъ ея.

Она сла за фортепіано, когда онъ ушелъ, но долго не начинала играть. Ей хотлось думать, но сердце стучало сильно, въ голов былъ какой-то пріятный хаосъ, а опредленныхъ мыслей она не старалась возбудить въ ней. Прошло съ четверть часа, она вздрогнула, какъ будто внезапно проснулась и порывисто заиграла: „Часы полны веселья“ изъ „Травіаты“. Сперва она играла, потомъ тихо подпвала подъ игру, а потомъ громко спла псню Маргариты изъ „Фауста“, Гуно.

— Какъ хороши его манеры, — сказала она громко и улыбнулась. Она начала было пть: „Не блещу я красотою“, но голосъ дрогнулъ и она ушла въ кабинетъ.

— Папа! — сказала она въ кабинет отцу совершенно спокойнымъ голосомъ.

— Что, Екатерина? — спросилъ отецъ, кладя перо и поднявъ на нее глаза. Онъ думалъ, что она будетъ говорить о Кречетов. „Тотъ ушелъ взволнованнымъ, — вроятно, говорилъ о своихъ чувствахъ къ ней“, подумалъ онъ.

— Я хочу быть учительницей, папа!

— Чего и гд? — спросилъ отецъ, улыбнувшись неожиданному хотнію дочери.

— Ты научи, папа! Ты только скажи, папа, гд и какъ, а я сама приготовлюсь… Отлично приготовлюсь!

Отецъ задумался. — „Жаль, что не столковались, — думалъ онъ. — Гд бы ей учительствовать? Это она хорошо придумала… Но гд?“

— Скажешь, папа? — спросила дочь.

— Дай подумать… Теперь скоро весна. Приготовься, позжай въ деревню и учи крестьянскихъ дтей грамот. Это будетъ очень полезная для тебя проба, Екатерина.

— Отлично, отлично! Папа, мой милый, умный, добрый! — и дочь обняла, отца и крпко цловала его.

— Только ты хорошенько приготовься. приготовь все. Въ деревн насчетъ принадлежностей дли наукъ — плохо.

— О, я отлично все приготовлю, милый папа! Правда, папа?

IV.

Тридцать дать лтъ назадъ, князь Василій Юрьевичъ Король-Кречетовъ ходилъ по кабинету нервною походкой: то едва передвигалъ ногами, то бгалъ. Онъ былъ красивый, высокаго роста, лтъ за сорокъ мужчина, но его густые и длинные волосы, срые отъ сдины, длинная, черная, но краямъ совсмъ посдвшая борода, его постоянно нахмуренные глаза — старили его и на видъ ему было далеко за пятьдесятъ.

Постоявъ немного по средин кабинета большаго барскаго дома въ деревн, онъ вдругъ подбжалъ къ образу, упалъ передъ нимъ на колни, скрестилъ руки на груди и, со слезами на глазахъ, устремленныхъ на образъ, заговорилъ громко и скоро:

— Я буду врить въ Тебя! Я посвящу Теб остатокъ жизни моей! Я даю клятву не длать ни одного грха во всю остальную жизнь мою, только пошли мн, Боже, сына!.. Сына, сына дай мн, милосердый Боже! Ты видишь мою молитву, — не попусти безврію покарать меня у дверей гроба, не лиши меня царствія Твоего небеснаго!..

Въ кабинетъ вошелъ лакей.