Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

„Я это сейчасъ, няня, сдлаю“, — громко сказала она и потомъ, опять опустивъ голову внизъ, продолжала думать. — Начнемъ; съ кого бы начать?… Кожуховъ… Онъ смотритъ на меня какъ на ребенка, да и онъ любитъ маму. Папа — старъ, мама — молода, красива, — она лучше меня и онъ ее любитъ… „Когда помретъ вашъ папаша, онъ на вашей мамаш женится“, — говоритъ няня… Мн было жаль папа, я заплакала, а няня говоритъ, что вс помремъ. „И вы, барышня, доживете свой вкъ, будете старушкой и помрете. Богу молиться надо за папашу, а плакать — грхъ. А мамаша ваша честно исполняла свой долгъ и исполняетъ, — она папаш врной женой была“… Какъ няня все уметъ подмтить и умно такъ объясняетъ!.. Спрошу у ней, за кого мн выйдти замужъ… Теперь Вороновъ… Сладчайшій господинъ Вороновъ, вы врно не очень умны, — да? — Ну, и прекрасно, мы васъ оставимъ… Орцкій. Какой онъ смшной съ своимъ вчнымъ „о, да!“… Львовъ. Я на него сегодня разсердилась, что непонятливъ, а онъ, добренькій, и не замтилъ. Вы очень красивы, господинъ Львовъ, хорошо поете и добры очень, — я могу васъ полюбить… Я присмотрюсь къ нему, можетъ и полюблю его, — я полюблю только добренькаго… Вотъ и вс женихи. Одного Львова можно полюбить… А, еще Лукомскій… Но онъ скоро женится… Я и забыла про князя. Хотите быть княгиней, Катерина Дмитріевна?… Онъ некрасивый, неловкій, но лицо доброе… За то характеръ злой, — онъ всхъ бранитъ, всмъ противорчитъ, — споритъ, какъ бранится… Но онъ за то умный, о всемъ уметъ говорить… А зачмъ онъ часто говоритъ не то, что говорилъ прежде?… Я, князь, вела дневникъ вашимъ рчамъ и спуталась… Нтъ, онъ умный, а это я глупа, — глупая двочка спуталась и обвиняетъ князя… Какъ я сегодня много думала о Могутов!.. У него серьезное лицо, но не злое, и онъ, наврно, добрый… Глаза большіе, брови наморщены, стоитъ гордо, а взглядъ не злой. И онъ тоже умный: первый разъ видлъ незнакомыхъ, а какъ смло говорилъ и умно. Какъ смшно онъ маму вороной назвалъ! Мама расхвасталась, а онъ ее и назвалъ вороной… А потомъ такъ хорошо пожаллъ… Кречетовъ все бранится, а жалть ни разу не жаллъ. Какъ хорошо онъ говорилъ объ ученіи и труд! Все такъ понятно, коротко, отъ души… У Кречетова всегда такъ длинно… Вотъ еслибы Кречетовъ былъ похожъ на Могутова, я бы сейчасъ его полюбила и была бы княгиней… Охъ, какая ты глупая, Екатерина! Стоитъ теб захотть, — такъ сейчасъ и возьмутъ тебя!.. Могутовъ умный, такъ онъ съ тобой не сказалъ ни слова; а вотъ мама умная, — онъ съ нею и говорилъ… Но вы ее назвали вороной, милостивый государь!.. И я буду умной, буду работать, буду учительницей, — вы не имете права называть меня глупой! Вы не сказали ни одного слова со мной! Придете ли вы узнать меня?… Мн кажется, что онъ не придетъ… Онъ замтилъ, что я — глупая, и не придетъ… Но я буду умной, и вотъ сейчасъ пойду заниматься педагогіей и буду учительницей“.

Она поспшно ушла въ кабинетъ, гд горла лампа; но она зажгла свчи, открыла какую-то нмецкую книгу, трактующую о здоровомъ и раціональномъ воспитаніи дтей и объ успшномъ преподаваніи дтямъ наукъ и искусствъ, и начала ее читать, держа карандашъ въ рук.

„А у Могутова недурный басъ“, подумала она, когда перевертывала страницу книги.

Она до чая внимательно читала и длала отмтки карандашомъ на поляхъ книги.

II.

Дмитрій Ивановичъ возвратился изъ управы не одинъ, — съ нимъ пришелъ пить чай и Кречетовъ. За чаемъ Рымнинъ разсказывалъ жен и дочери, какъ молодые помщики, они же и земскіе гласные, горячо ухватились за постройку желзной дороги безъ посредства кулаковъ:

— Пріхали живо и уже почти вс земляныя работы разобрали, — разсказывалъ Рымнинъ. — Народъ молодой, энергія есть и видимо желаютъ не копйку нажить, а дать народу заработать ее, избавить народъ отъ кулаковъ. Ну, какъ думаешь, Гавріилъ Сергевичъ, справимся, не уронимъ дла, поддержимъ званіе дворянства?

Онъ любилъ Кречетова за его независимый характеръ, горячій темпераментъ, глубокую честность, и въ интимномъ кругу говорилъ ему „ты“.

— Не посрамимъ земли Русской и поддержимъ дворянскую честь и славу, — громко отвтилъ Кречетовъ. Онъ былъ въ прекрасномъ настроеніи. Слухъ о готовящемся для него скандал со старой водкой и антиками, какъ говорилъ полицеймейстеръ, еще не дошелъ до него, а между тмъ ему удалось убдить молодыхъ помщиковъ взяться за постройку землянаго полотна на началахъ, чуждыхъ наживы. Ему приходилось много говорить, спорить и, въ конц концовъ, онъ самъ сталъ во глав подрядчиковъ, а за нимъ пошли почти вс, въ комъ сохранилась „энергія, желаніе блага родному народу и способность къ труду“.

— Испортите вы и вс дворяне дло, — не то шутя, не то подзадоривая увлеченіе Кречетова, сказала Софья Михайловна.

— Не испортимъ, — отвтилъ Кречетовъ, какъ отвчаетъ мастеръ своего дла на скептическое замчаніе ничего непонимающаго человка.

— Право, испортите, — настаивала Софья Михайловна. — Когда вы съ собственными имніями не можете справиться, то гд же вамъ подряднымъ дломъ заниматься!.. Испортите, наврное, испортите!

— Не напророчьте намъ бды, Софья Михайловна! — отшучивался Кречетовъ.