Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

Умна была, думалъ опять губернаторъ, когда восхитительный образъ блондинки скрылся отъ его глазъ, — хороша собой, прекрасно воспитана была она, моя первая любовь!.. Но безъ средствъ, безъ состоянія, безъ связей…. Нтъ, я хорошо сдлалъ, что оставилъ свою страсть къ ней… А какая сильная страсть была! Не скажи ея мать, что отдастъ дочь за меня только по окончаніи мною курса въ университет, и не пожелай того же она, моя дорогая блочка, какъ я называлъ ее, я бы женился на ней еще студентомъ — И было бы скверно, я бы не былъ тмъ, что теперь…. Мой характеръ, трудъ и энергія, конечно, подвинули бы меня далеко, но и связи жены помогали сильно и помогаютъ до сихъ поръ…. Какъ она быстро стала никуда не годна! Стара, толста, брюзглива! Я въ полной, самой солидной, и, потому, самой крпкой, надежной сил, а она!.. Въ моемъ положеніи, конечно, любая женщина въ город согласиться нжить, ласкать и все прочее, чего желаетъ мужчина отъ женщины; но это все украдкою, не когда вздумается, не въ минуту порыва страсти и любви, а объ этомъ надо приказать Мишуткину…. Нтъ, это не то! Прекрасный домъ, отлично убранныя комнаты, гостиная, выходящая въ садъ и всегда такая уютная, съ полусвтомъ, поэтически-меланхолическая, — а въ ней скучно, скучно въ дому, приходится проводить все время здсь, въ кабинет…. Да, внутренней, домашней жизни нтъ у меня: нтъ жены и нтъ дтей!.. Я не желаю ей смерти, но вдь черезъ годъ, два, она непремнно умретъ…. и я буду свободенъ, мн будетъ пятьдесятъ два, но я мало измнюсь противъ теперешняго, а теперь я еще очень и очень молодъ: здоровъ, силенъ, силенъ какъ мужчина, силенъ для женщины, — это и он говорятъ, да я и самъ чувствую. Сдина чуть показывается, но къ тому времени, конечно, будешь порядочно сдъ…. но суть не въ сдин. Какъ это у Пушкина?… «Порой и старца строгій видъ, власы сдые смущаютъ дву молодую». Да, Пушкинъ зналъ женскую натуру! Онъ зналъ, что женщина, даже молодая двушка, если только сдина можетъ украсить себя короною, богатствомъ, положеніемъ, — страстно полюбитъ такую сдину….

Губернаторъ всталъ съ окна, подошелъ къ столу, досталъ сигару и, обрзая и закуривая ее, тихо напвалъ: «къ твоимъ сдинамъ такъ пристанетъ ворона царская». Потомъ онъ открылъ «Отечественныя Записки», и хотлъ ссть и приняться за чтеніе любимаго имъ сатирика, но, вмсто того, перелистывалъ машинально страницы и тихо напвалъ: «къ твоимъ сдинамъ такъ пристанетъ корона царская».

— Пусть только примутъ мое мнніе объ усиленіи губернаторской власти, началъ онъ опять думать, — пусть только понравится моя записка, а тогда, наврно, попросятъ меня въ министерство и, наврное, предложатъ составить, согласно моей записк, соотвтствующія узаконенія и устроить соотвтствующую организацію. Говорятъ, Валуевъ скоро подаетъ въ отставку, какъ разъ, свободное мсто министра внутреннихъ длъ…. Да, все можетъ статься, трудъ и энергія доведутъ до многаго…. На записку обратимъ все вниманіе и сдлаемъ ее chef d'oeuvre'омъ…. Кожуховъ старательный, образованный, умный чиновникъ: стоитъ разъяснить ему идею, и онъ отлично разовьетъ и округлитъ ее, широко и увлекательно изложитъ ее…. Пусть старается, двинусь я, двину и его. Надо его подбодрить. «Заслуги я не забываю никогда», скажу ему завтра…. Тщательно, нсколько разъ проштудирую ее — и будетъ, наврное, будетъ chef d'oeuvre d'habilit'e…. А тогда впередъ и впередъ! «Къ твоимъ сдинамъ такъ пристанетъ корона царская», проплъ нсколько разъ губернаторъ и уже гораздо громче, чмъ прежде, такъ что дежурный чиновникъ въ пріемной комнат вытянулся, подошелъ къ двери и сталъ около нея, повернувъ голову къ ней правымъ ухомъ.

— Это его превосходительство, для большей вразумительности, въ слухъ читаютъ какую-нибудь важную бумагу, сказалъ самъ себ дежурный чиновникъ, когда пніе прекратилось въ кабинет, и онъ опять слъ на диванъ, и опять началъ самъ себ шепотомъ разсказывать сказку «двнадцать спящихъ двъ». Это онъ длалъ всякій разъ по ночамъ на дежурств у губернатора, «чтобы часомъ не заснуть», какъ говорилъ онъ предъ началомъ разсказа сказки.

V.

А губернаторъ принялся за чтеніе новой сатиры Щедрина. Онъ прочелъ пять страницъ и сердито оттолкнулъ послднюю книжку «Отечественныхъ Записокъ». — Чертъ знаетъ что! громко сказалъ онъ, раскуривая сигару и садясь въ свою любимую позу: склонивъ голову на одну руку, а другую, съ сигарой, положивъ противъ себя. — Чертъ знаетъ что! Тотъ же слогъ, таже мткость языка, бойкость и игривость фразъ, но не то, совсмъ не то! Нтъ пріятности читать. Чертъ знаетъ что!

Новая сатира Щедрина касалась не чиновниковъ, а помщиковъ. Щедринъ оставался, дйствительно, тмъ же увлекательнымъ, бойкимъ, смлымъ, картиннымъ сатирикомъ, но губернатору и не нравилось именно то, что Щедринъ оставался Щедринымъ, что онъ оставался такимъ же и въ роли бича помщиковъ, какимъ былъ въ роли бича чиновниковъ; для него эти дв роли не могли совмщаться въ одномъ лиц: для каждой изъ ролей нужны были и разныя лица, и разныя слова, и, что самое главное, разное отношеніе, а у Щедрина именно и было одинаковое отношеніе къ обоимъ предметамъ.