Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

Бдненькія швеи и модистки! Многіе великіе поэты и мыслители вдохновлялись вами, пли сжимающія душу скорбью псни въ честь вашего терпнія и вашей безкорыстной любви, издавали обливающіе сердце кровью стоны при вид вашего бдственнаго житья, кричали помрачающія умъ проклятья при вид вашего убійственнаго труда, не оплачивающаго даже вашей скудной пищи и жалкой одежды и заставляющаго васъ впасть въ развратъ и умирать въ раннемъ возраст отъ чахотки; но вы сами не поете этихъ псенъ, вы не слыхали этихъ вздоховъ и проклятій. Нтъ, вы смотрите на себя какъ на необходимыхъ и вполн законныхъ спутниковъ прогресса и цивилизаціи общества и, когда слпите ваши глаза надъ шитьемъ изъ самыхъ пестрыхъ и самыхъ убійственныхъ для глазъ матерій нарядныхъ платьевъ для барышень и барынь, вы не поете «Псню о рубашк» Томаса Гуда, какъ не поютъ барышни и барыни, щеголяющія въ изготовленныхъ вами нарядахъ, «Сонъ леди» того же Томаса Гуда! Нтъ, когда глаза ваши слпятъ всевозможные цвта нарядныхъ матерій, когда нагнутая надъ работой грудь ваша мучительно ноетъ, когда руки и ноги ваши деревенютъ отъ однообразнаго сиднья по цлымъ днямъ, — вы не поете «Псню о рубашк», а грезятся вамъ сладкіе сны: вотъ кончилась четырнадцати-часовая работа, вы, измученныя, встали изъ-за нея, лниво расправляете одеревенлые члены, испускаете тяжелый вздохъ больной груди и хотите поскоре лечь въ жесткую постель, чтобы забыться и заснуть; но вдругъ вы вспоминаете, что семи-рублевое жалованье давно уже забрано вами за мсяцъ впередъ, а прачка требуетъ денегъ, а башмаки скоро будутъ совершенно негодны, а скромненькое и хотя сколько-нибудь приличное воскресное платьице уже сильно обносилось, а въ театр сегодня маскарадъ, такъ много нахало въ городъ красивыхъ и богатыхъ мужчинъ, а вы еще такъ молоды и недурны собой, такъ вамъ хочется поразнообразить вашу тоскливую и тяжелую жизнь, — и вы не ляжете посл работы спать, а поскоре умоетесь, однетесь по-праздничному, кокетливо причешете волосы, приколите голубенькій бантикъ къ груди (она чахоточна, но еще молода и красива) и побжите въ маскарадъ. О, какъ тамъ будетъ весело! Васъ приглашаютъ танцевать, за вами ухаживаютъ, приглашаютъ ужинать, усиленно просятъ пить вино….

Бдненькія швеи и модистки! Вы и потомъ, посл такъ пріятно проведенной ночи, почти не спавши, сидя за работой съ болью въ голов, съ мучительной усталостью во всемъ тл,- вы и тогда не запоете «Псню о рубашк», какъ не запоютъ «Сонъ леди» барышни и барыни, когда он, снявъ роскошные наряды, оставшись въ ночныхъ блузахъ изъ тончайшаго голландскаго полотна, отдланныхъ кружевами и прошивками, торопятся лечь въ мягкую постель, чтобы тоже забыться и заснуть посл шума, блеска, шепота, таинственныхъ рукопожатій, поэтическаго кокетства, умныхъ шутокъ, блестящихъ побдъ и т. д. и т. п., что составляетъ жизнь баловъ и вечеровъ. Нтъ, вы и тогда… Но Богъ храни васъ, бдненькія швеи и модистки! Кто изъ насъ, пишущихъ и читающихъ мужчинъ, не былъ обязанъ вамъ многими веселыми часами въ свои молодые годы, во времена студенчества? Но кто станетъ читать романъ, исполненный вашимъ убійственно-однообразнымъ житьемъ, вашими подавленными стонами, вашими тихими слезами и вашими кроткими, всепрощающими молитвами при ранней смерти отъ чахотки?…

Чуть надъ тобой не заплакалъ я, бдная…
Вотъ одолжилъ бы!.. Прощай, безталанная!
Намъ ли въ диковинку сцены тяжелыя?
Чудо, что есть еще лица веселыя!
Чудо, что смхъ еще временемъ слышится!

II.