— Ладно, ладно…. Рисовальщикъ!.. У насъ часто спрашиваютъ прошенія писать, а вотъ рисовальщика, кажись, ни разу не спрашивали?… Ишь повалили чиновнички наши! за дверью уже говорила Лукерья.
Дйствительно, въ это время изъ всхъ присутственныхъ мстъ «повалили чиновники», какъ говорила прислуга номеровъ полковницы Песковой. Чиновники, чиновная аристократія, каковы: совтники, управляющіе палатами, предсдатели и члены судовъ, правители канцелярій, прокуроры и ихъ товарищи и т. д. и т. п., ухали, или медленно пошли домой часъ тому назадъ, и ихъ движеніе изъ присутственныхъ мстъ хотя и было замтно, но не очень бросалось въ глаза массою или числомъ; за ними вышли секретари, чиновники особыхъ порученій, столоначальники, казначеи, экзекуторы и т. д., и т. п. Представителей этого сорта чиновниковъ было уже очень и очень порядочное число; но благодаря ихъ солидной походк, ихъ приличнымъ костюмамъ, ихъ нескученности во время движенія по улиц, благодаря ихъ тихимъ разговорамъ, умреннымъ жестамъ и скромнымъ, солиднымъ взглядамъ, ихъ выходъ изъ присутственныхъ мстъ и движеніе по улицамъ на квартиры не очень бросались въ глаза. Но посл нихъ, какъ ребятишки изъ школы, какъ народъ изъ собора посл архіерейской службы, гурьбой повалили изъ каждаго присутственнаго мста «чиновнички». Тутъ были и молодые, и старые, высокіе и низкіе, черные, русые, рыжіе, худые, толстые, бородатые и безбородые, и съ юношески приличными физіономіями, и съ испитыми, истасканными, худыми лицами, и толстыми, темно-синими носами на одутловатыхъ, обрюзглыхъ лицахъ… Тутъ были и прилично-одтые, и очень бдно, но чистенько, и очень бдно, и неряшливо до неприличія…. Но при всемъ этомъ наружномъ различіи, у нихъ было и много общаго. Во-первыхъ, у всхъ были кокарды на фуражкахъ, и только у самаго незначительнаго числа, теряющагося въ масс, фуражку замняло что-то въ род ермолки, но все-таки съ кокардою. Во-вторыхъ, у всхъ были на лицахъ, въ жестахъ, движеніяхъ и разговорахъ торопливость и веселость. Они весело и торопливо, толкая одинъ другаго, выходили и разсыпались большими группами въ разныя стороны отъ присутственныхъ мстъ; потомъ, далеко еще до своихъ домовъ, они успокоивались, въ головахъ у нихъ шевелились невеселыя мысли, пропадала охота входить въ домъ, но каждый день, предъ выходомъ изъ присутствія, они чуть не кричали: шабашъ, бжимъ! и бросали перья, и, не дописавъ слова въ бумагахъ, не дочитавъ строки, не доскобливъ буквы или пятна, «валили» по домамъ. Въ третьихъ, у всхъ…. Но когда-нибудь, а, можетъ быть, даже въ дальнйшемъ продолженіи сего романа, мы познакомимся съ мыслями, думами, житьемъ-бытьемъ этихъ «чиновничковъ», отъ начала ихъ служебной карьеры до конца оной, познакомимся и съ ихъ праздникомъ, и съ ихъ буднями, горемъ и радостями, — а теперь обратимся къ молодому чиновнику съ бойкимъ видомъ, который для Могутова и его спутника обратился весь въ услугу, и при томъ въ услугу безкорыстную, происходившую только отъ его живаго темперамента и отъ его всегдашняго желанія знать и первому протрубить по городу новости дня.
Какъ только правитель канцеляріи начальника губерніи, выйдя изъ канцеляріи, съ тростью въ рук, въ цилиндр и въ черной енотовой шуб съ бобровымъ воротникомъ, который, дйствительно, «морозной пылью серебрился», такъ какъ былъ настоящій камчатскій, — какъ только правитель завернулъ за уголъ площади, бойкій молодой чиновникъ чуть не опрометью выскочилъ изъ канцеляріи и запорхалъ по улиц. На немъ была новенькая съ кокардой фуражка, чистенькое полузимнее драповое пальто и сапоги безъ галошъ, но отлично вычищенные, такъ что въ нихъ бы скорй согласилась смотрться деревенская красавица, чмъ въ то маленькое зеркальце, которое ей куплено на базар въ сел и въ которомъ ея полныя щеки кажутся ей худыми, совсмъ не такими, какъ у Галки, на которую засматривается Сива, хотя Сива и не думалъ засматриваться на Галку, а засматривается на нее, хотя ея щеки и не кажутся ему худыми, такъ какъ онъ, Сива, «надысь» говорилъ ей: «Экая ты сдобная, двка!.. Губы ажно тонутъ, ажъ не оторвешь опосля этого». — «Будя, пострлъ!» отпихивая рукою цлующаго парня, сказала она. — «Да и жирныя у тя щеки, двка!» сказалъ Сива, и при этомъ ажъ плюнулъ….
Бойкій молодой чиновникъ скоро допорхалъ къ небольшому домику на главной улиц города, на которомъ (не на город, а на домик) красовалась громадной величины вывска: «публичная библіотека». Онъ вошелъ прямо съ улицы въ корридоръ домика, а изъ корридора, дверями съ такой-же надписью, — въ небольшую комнату, уставленную кругомъ шкафами съ книгами; изъ этой комнаты, чрезъ отворенную дверь, видна была еще комната и въ ней столъ съ газетами и шкафы съ книгами, но въ обихъ комнатахъ читальщиковъ и обмньщиковъ книгъ не было. Въ первой комнат сидлъ у окна, подл стола, худенькій старичекъ, въ очкахъ, въ коротенькомъ, потертомъ, жиденькомъ пиджак, и держалъ раскрытую газету почти у самаго своего тонкаго, но очень длиннаго и неправильнаго носа.