Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Гд заснумши! Все ефти дла въ голов…. Видалъ тамъ-то мово мальца? Вученика мово, Филаретъ Пупліевичъ, видалъ? — говорилъ медленно Бибиковъ.

— Видалъ… Видалъ, какъ ты его хватимши отъ плеча до самаго низа спины… Откуда это у тебя сила взялась?

— Пущай въ работу не спитъ! Нешто меня, въ ученіи бымши, не пороли? — Не разъ пробовалъ…. Ну, и человкомъ сталъ. Гляди, заведеніе свово имемъ, начальствомъ уважаемъ!.. А тутъ, поди грхъ какой: разъ хватимши, чуть въ арестантскую не угодилъ!

— Ты погоди рюмить! Я велю водки подать, а ты по порядку и толкомъ разскажи, какъ и что. Мара! — крикнулъ полицеймейстеръ и, когда явилась Мара, веллъ подать водки и икорки.

— Получилъ это я повстку изъ мироваго, опосля ныншняго дня дней десять будетъ, — разсказывалъ Бибиковъ. — Читаю. Вышло, зовутъ меня до мироваго, — за плохой харчь мировой на судъ зоветъ… А зоветъ меня мировой объ томъ, что скотина энтотъ, вученикъ хозяйскій, на свово хозяина въ энтомъ обиду принесъ…. Ну, я и осерчалъ, чуть не бгши въ заведеніе. Гд подлая душонка, вученикъ Сашка, гд? — спрашиваю. — Бгунки моетъ, — сказываютъ. Я на дворъ. Гляжу, а онъ, каторжный, подъ бгунками растянулся на брюх, голову задрамши, да въ носу ковыряетъ… Ну, я его и полоснулъ…. Подлинно-чудо, самъ опосля дивился, откуда сила эфта…. Ажно смхъ пронялъ и злость прошла, — ловко, значитъ, полоснулъ.

Женщина въ деревенскомъ костюм принесла подносъ, на которомъ стоялъ графинъ съ водкой, дв рюмки, тарелка съ чернымъ хлбомъ и тарелка съ кускомъ икры. Вмст съ женщиной въ кабинетъ полицеймейстера вбжала хорошенькая двочка лтъ семи, одтая въ ситцевый сарафанъ и кумачевую рубашку.

— А, моя юдочка! Ну, поди, поди ко мн. Водку пришла пить?… Хочешь? — наливая водку въ рюмки и обращаясь къ двочк, говорилъ ласково полицеймейстеръ.

— Во здравіе! — кивнувъ головой Бибикову и подмигнувъ указательно на другую рюмку, сказалъ затмъ полицеймейстеръ и, „по пожарному“, опорожнилъ одну рюмку.

— Всякаго благополучія! — сказалъ Бибиковъ и медленно пропустилъ водку изъ второй рюмки.

— А икорки хочешь, дочка? — посадивъ двочку на колни, спросилъ полицеймейстеръ.

— Не хочу. Вези на пожаръ, папа! — отвтила двочка.

— На пожаръ захотла? Изволь, изволь….- и полицеймейстеръ началъ дрожать ногами, такъ что двочка подскакивала, сидя у него на колняхъ.

— Сильнй, папа, сильнй! — кричала двочка.

— Изволь, изволь…. Во всю прыть?… Катай, лошадки, мадмазель полицеймейстерша детъ!.. Сторонись!.. Эй, купчина, спасай свово грузное тло, а то задавитъ те мадмазель полнцеймейстерша!.. Пади!

— Ха-ха-ха! — смялась двочка.

— И какой это у васъ, барышня, папаша веселый! Не надыть лучшаго папаши… Правда, барышня? — утираясь платкомъ, сказалъ Бибиковъ.

— Папа — добрый, а вы — толстый. Я папу люблю, а васъ нтъ, — продолжая подпрыгивать на колняхъ у папы, громко говорила двочка.

— А толстый теб гостинца не принесетъ…. Пади!.. Его такимъ боженька сдлалъ…. Правй!.. Будешь любить толстаго дядю?

— Буду. А когда онъ гостинца принесетъ? — бойко отвчала двочка.

— Пришлю, пришлю, барышня! Ужь непремнно пришлю! Конфекть пришлю.

— Я и конфектъ хочу, и апельсиновъ хочу, и варенья хочу!

— Всего хочешь?… Губа у тебя, дочка, не дура. Будетъ! — переставъ дрожать ногами, сказалъ полицеймейстеръ.

— Еще, еще, папа! Пожаръ далеко. Такъ скоро не пріхали!

— Ладно…. Идетъ еще…. А ты, Мавра Захаровичъ, пропусти, да и продолжай исторію, — начавъ опять дрожать ногами, сказалъ полицеймейстеръ.

— А вы, Филаретъ Пупліевичъ? — сказалъ Бибиковъ, смотря на графинъ.

— Мн нельзя… Служба. Придется еще по служб хать.

— Нон и судъ этотъ былъ, — пропустивъ рюмку, началъ Бибиковъ. — Праздника нон, кажись, нтъ, а заведеніе гуляетъ. Въ свидтеляхъ, значитъ, вс, только жену съ ребятами и оставили. Ну, да и судъ, Филаретъ Пупліевичъ!.. „Была крыса?“ — судья спрашиваетъ. — Была, — отвчаютъ. — „Была?“ у другаго опять спрашиваетъ. — Была…. Такъ-то всхъ моихъ перебралъ и вс въ одно слово: была и харчь плоха…. А тотъ-то, вученикъ треклятый, опосля всего, спустилъ портки, задралъ халатъ, да голый, аспидъ, спину и показываетъ мировому…. Ну, и присудилъ: штрафа четвертную — объ томъ, что эта порядка мировая еще внов; а опосля, если опять жалоба на харчь будетъ, — грозилъ въ арестантскую…. Вотъ она исторія-то, Филаретъ Пупліевичъ!

— Такъ тебя и надо. Не дерись, корми рабочихъ хорошо… Вотъ и я велю частному приставу каждый день заглядывать въ заведеніе твое и харчь твой пробовать. Чуть что плохо — актъ!.. Будешь вести порядки по-новому! — сказалъ полицеймейстеръ, продолжая везти дочь на пожаръ.

— Не шутите, Филаретъ Пупліевичъ…. Надоть помочь дать…. Проучить надоть вученика мово, проучить надоть! Я его къ теб за эфтимъ самымъ и приволокъ….

— Съ полиціей не шутятъ! — серьезно сказалъ полицеймейстеръ. — Поди къ мам,- снимая двочку съ колнъ, продолжалъ онъ. — Скажи: прощай, толстый дядя, и не забудь, молъ, конфектъ прислать, — самъ-де пообщалъ.

— Прощай, толстый дядя, — подавая ручонку Бибикову, говорила двочка. — Конфектъ пришлите, и яблокъ, и варенья.