— Да…. Прекрасная ночь…. Дйствительно, изволили врно замтить: все бжитъ — и облака бгутъ, и мсяцъ бжитъ, — досадливо крутя усы, неопредленно говорилъ полицеймейстеръ. — И знаете ли, — боле живо заговорилъ онъ, — и мн бжать нужно, хотя было бы очень пріятно пройтись съ такой обворожительною барышней и въ такую очаровательную ночь. Но долгъ службы, — нужно торопиться къ….
— Вамъ съ вечернимъ рапортомъ къ начальнику губерніи? — перебила его Тотемкина. — „Когда я завтра пойду съ вечернимъ рапортомъ къ его превосходительству, вы дадите мн вашъ отвтъ и я прежде всего отрапортую его и утшу нашего любящаго, добраго губернатора…“, такъ? — подражая слегка голосу полицеймейстера, передала она вчерашнія его слова.
— Совершенно-съ врно изволите говорить. Я знаю, что вы не захотите обидть его превосходительство, — онъ такъ добръ, такъ любитъ васъ…. Вы не захотите обидть его превосходительство. Я утшу и обрадую его вашимъ отвтомъ, — говорилъ полицеймейстеръ, причемъ лицо его улыбалось.
Она не видла его улыбки, — она устремила глаза на небо и смотрла на облачко, изъ-подъ котораго торопливо выплывала луна. Вотъ она покрылась вуалью жиденькаго хвоста облачка, вотъ она совершенно освободилась и, ясная и спокойная, понеслась навстрчу новому, набгавшему на нее, облачку.
— Такъ вы торопитесь? — спросила она.
— Не я-съ, а его превосходительство. Онъ теперь въ большомъ нетерпніи, въ большомъ нетерпніи!.. У меня только рапортъ, долгъ службы, а у его превосходительства — тревога сердца, неизвстность чувствъ, счастье, такъ сказать, всей жизни! — съ чувствомъ говорилъ полицеймейстеръ.
— Передайте ему, что завтра, въ это время, я желаю видть здсь его превосходительство и лично утшу его…. Я дамъ ему слово любить его, — слышите?
— Какъ-же-съ, какъ-же-съ, дорогая барышня! Слышу и бгу, бгу, дорогая барышня! Какъ я его утшу! — живо говорилъ полицеймейстеръ и протянулъ ей свою правую руку.
— Вы увряли меня въ строгой тайн. „Этого не будетъ знать даже духовникъ мой“, такъ? — спросила она, опять подражая его голосу.
— Не дождаться Свтлаго Христова Воскресенія, такъ! Полиція не шутитъ. Да меня его превосходительство въ гробъ вгонитъ! „Въ отставку!“, скажетъ, а у меня — жена, дти… Тайна, наистрожайшая тайна, дорогая барышня! — говорилъ полицеймейстеръ, продолжая держать протянутой къ ней правую руку. — Такъ вы позволите отправиться къ его превосходительству и обрадовать его?… Какъ я его обрадую!
— Можете отправиться и обрадовать, — подавая ему руку, сказала она.
— Вы не можете себ представить, какъ я его обрадую! — крпко пожимая руку двушки, говорилъ полицеймейстеръ. — Какъ я его обрадую, какъ обрадую! — уходя по направленію къ губернаторскому дому, повторялъ онъ.
По уход полицеймейстера, Тотемкина скорыми шагами пошла по алле, потомъ остановилась и, со словами: „я совсмъ не туда иду“, повернулась и тихо пошла къ выходу изъ сада. Поровнявшись со скамейкой, она опять остановилась, постояла и потомъ сла на нее. Предъ ней, изъ-за прутьевъ деревьевъ, виднлся, темный теперь, домъ дворянскаго собранія и только стекла въ его окнахъ чуть-чуть блестли отъ луннаго свта; облака все такъ же неслись на востокъ, навстрчу луны и шалили съ нею; деревья сада стояли неподвижно и казались погруженными въ дремоту или созерцаніе свтлой ночи; городскаго шума не было слышно и только гд-то, далеко, одиноко выла собака. Раздался хорошо слышный, мягкій вдали, свистокъ локомотива.
„Тутъ — тишина, а тамъ — свистокъ локомотива, торопятся на поздъ; кто смется, а кто плачетъ, — думала Тотемкина. — И поцлуи, и слезы въ одно время… Надо спросить у мистера (такъ она звала дивизіоннаго генерала), сколько каждую секунду родится, умираетъ, женится, топится, стрляется, раззоряется и богатетъ людей на земл… Онъ долженъ знать, — онъ офицеръ генеральнаго штаба и знаетъ все…. А не знаетъ, что его гувернантка назначила на завтра свиданіе….
«Что свиданіе? — думала она немного погодя, когда образъ губернатора быстро промелькнулъ предъ нею. — Я до него уже ршила продать себя…. — Она обратила глаза къ небу; въ нихъ блестли слезы, но не съ мольбою прощенія они обратились туда и не слова молитвы были въ мысляхъ двушки…