Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

ГЛАВА VIII Объясненіе въ любви князя Король-Кречетова и кто такой князь Король-Кречетовъ. — Объясненіе въ любви его превосходительства, губернатора. — «Двадцать двѣ тысячи!.. Погорячился… Нѣтъ, она стоитъ двадцати двухъ тысячъ!»

I.

Софья Михайловна много испытала на своемъ — правда, очень не долгомъ — вѣку и знала, какое сильное облегченіе находитъ всякая, грусть въ трудѣ, а потому, какъ только начинало назойливо что-либо тревожить ее, она садилась за работу и работой отгоняла мысль и тревогу далеко прочь. Послѣ катанья, во время обѣда, падчерица была задумчива; Дмитрій Ивановичъ, что дѣлалъ онъ очень часто, занятъ былъ чтеніемъ газетъ, а Софья Михайловна засмотрѣлась на мужа. Она вдругъ нашла его далеко худшимъ, чѣмъ онъ былъ вчера и даже утромъ сегодня. Она не смотрѣла на него вчера и утромъ сегодня и давно уже такъ пристально, какъ теперь. Она сосчитала морщины на его лбу, щекахъ, у рта, сосчитала число зубовъ во рту, когда онъ раскрывалъ ротъ для пріема пищи, нашла носъ его опустившимся концомъ внизъ, волосы — безжизненными, руки — трясущимися, и пришла къ заключенію, что супругъ ея — почти мертвецъ.

«Только глаза бодро смотрятъ, — думала она потомъ, — да голову держитъ прямо… И онъ хочетъ, чтобъ я тревожила его!.. Я еще молода, — мое отъ меня не уйдетъ…. И онъ еще молодъ и можетъ терпѣть… А что если онъ полюбитъ другую?!.. Онъ здоровъ и силенъ, кровь заиграетъ, явится страсть, — можетъ полюбить другую, болѣе меня красивую, моложе меня… Жалѣй одного и потеряй другаго…»

«Жалѣй одного и потеряй другаго» — эта мысль тревожила и не покидала Софью Михайловну до конца обѣда, но, вставъ изъ-за стола, она не пыталась найти выходъ изъ этой Сциллы и Харибды, а прибѣгла къ своему обыкновенному способу разрѣшать трудно разрѣшимое: сѣла за работу — и тревога пропала. Она сильно любила Кожухова, но она еще была молода, сознавала свою красоту, много терпѣла въ жизни, вѣрила въ милость Бога, надѣялась на судьбу и, что самое важное, безсознательносильно вѣрила въ предопредѣленіе, — и работой отгоняла не только тревогу, но и все то, что могло бы разрушить, при долгой думѣ, ея инстинктивную вѣру въ предопредѣленіе.

Дмитрій Ивановичъ, обыкновенно, послѣ обѣда ложился спать на часъ, потомъ отправлялся въ управу и рѣдко когда приходилъ оттуда ранѣе десяти часовъ. Чай пили въ одиннадцатомъ, а послѣ чая онъ писалъ свое сочиненіе или доклады въ управу до часу или до двухъ.

Катерина Дмитріевна, обыкновенно, послѣ обѣда играла на фортепіано. Сегодня она тоже начала было играть, но скоро бросила и тихо, заложивъ руки за спину и опустивъ голову внизъ, начала ходить по залѣ.

«Рѣшительный вопросъ, — говорила она сама себѣ,- я буду учительницей! Онъ правъ, — безъ работы можно умереть. Я буду работать, буду учительницей. Вечеромъ переговорю съ папа, распрошу, какъ это сдѣлать, и буду учительницей…

„Папа говорилъ, — поднявъ голову, начала думать она, — что всѣ занятія для дѣвушки — только чтобы не скучать, а главное — выйдти замужъ, помогать мужу и воспитывать дѣтей… „Вамъ ужь пора выходить замужъ, — говоритъ мнѣ часто няня. — Ваша мамаша вышла за вашего папашу шестнадцати лѣтъ, а вамъ, барышня, семнадцать съ половиною, — совсѣмъ, значитъ, восемнадцать“. — „Но я никого не люблю, няня“. — „А вы, барышня, полюбите, присмотритесь да и полюбите…“

Ей очень весело. Отецъ вчера такъ хорошо доказалъ, что она отлично принаровлена для цѣли жизни женщины; Львовъ, нѣсколько часовъ назадъ, такъ искренно восторгался ею и такъ нѣжно и ласково смотрѣлъ на нее; нечаянная встрѣча съ Могутовымъ и его фразы о необходимости для счастливой жизни труда такъ сильно волновали ея головку, пока она надумала для нея работу, — и юношеская кровь дѣвушки заиграла, ея сердечко ускоренно забилось и ей хотѣлось чуть не плясать.