Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Право, вы несправедливы и безвинно осуждаете земство. Мы только-что оставили собраніе и развѣ тамъ было при насъ что-либо возмутительное, достойное такой злой критики, какъ ваша? Нѣтъ, вы — злы и несправедливы! Петръ Ивановичъ, неужели и вы раздѣляете мнѣнія monsieur Орѣцкаго? — обратилась Софья Михайловна въ Кожухову. Она прекрасно усвоила себѣ привычку со всѣми и обо всѣмъ говорить совершенно индифферентно, и теперь съ беззаботной улыбкой предлагала вопросы и выслушивала возраженія не какъ женщина, мужъ которой земскій дѣятель, а какъ свѣтская барыня, умѣющая каждому разговору придать изысканную вѣжливость и милую веселость аристократическихъ гостиныхъ.

— Почти, Софья Михайловна, — совершенно спокойно и еще болѣе гортаннымъ голосомъ отвѣчалъ Кожуховъ. — Мнѣ странно, что предсѣдатель, такой умный и разсудительный человѣкъ, не воспользовался, недавно предоставленнымъ ему, правомъ унимать черезчуръ горячихъ ораторовъ. Такихъ мнѣній объ администраціи, какія высказывалъ князь Король-Кречетовъ, нельзя допускать въ собраніи, — это ложь и глупость. Конечно, можно надъ этимъ смѣяться, но и становится грустно, вѣдь такъ говоритъ и это одобряетъ дворянство, опора престола и отечества!.. Такъ говорятъ послѣ мягкой, гуманной, полной довѣрія и искренности, рѣчи начальника губерніи!.. Это грустно.

— Но, господа, вы, кажется, позабыли, что Гавріилъ Васильевичъ говорилъ объ администраціи со словъ Московскихъ Вѣдомостей, Каткова же нельзя причислить къ глупцамъ и шутамъ!

— Чего не печатаютъ газеты, Софья Михайловна!.. Катковъ не исключеніе, — отвѣтилъ Кожуховъ. — Онъ печатаетъ все, что пришлютъ ему предводители, а Кречетовъ читалъ выдержку изъ корреспонденціи нашего предводителя.

— Но скажите, правда ли это? Есть ли правда въ такомъ мнѣніи объ администраціи въ народѣ? — все также индифферентно спросила Софья Михайловна.

— Конечно, нѣтъ. Народъ благоговѣетъ передъ властію, и скажи власть слово — и отъ благороднаго дворянства не останется и слѣда… Но мнѣ, право, нравится ихъ шутовское отношеніе къ постройкѣ,- продолжалъ Кожуховъ болѣе мягкимъ голосомъ и съ слабою улыбкой на лицѣ. — Вы извините, Софья Михайловна, за рѣзкость, но я не причисляю Дмитрія Ивановича къ числу всѣхъ остальныхъ. Онъ уменъ, знающъ и только заблуждается въ своихъ товарищахъ, — онъ судитъ о нихъ по себѣ… Романъ Юрьевичъ, хотите пойдемъ на пари, что дворянская постройка дороги кончится громаднымъ скандаломъ? — закончилъ Кожуховъ, обращаясь къ Орѣцкому.

— Хорошо! Но я самъ за скандалъ, воровство, глупость, разореніе и проч. О, да! Я хочу предложить князю Король-Кречетову развить мысль о способности дворянъ съ крестьянами командовать войскомъ, управлять государствомъ и, безъ науки, найти точку опоры для Архимедова рычага.

— О, съ послѣднимъ князь справится!.. Позволь ему — и онъ скоро перевернетъ весь міръ вверхъ дномъ, даже безъ точки опоры, которой просилъ Архимедъ для своего великаго научнаго рычага.

— Ха-ха-ха! — смѣялась Софья Михайловна, какъ бы вторя шутливому тону словъ Кожухова.

II.

А въ то же время Катерина Дмитріевна и ея кавалеры вели разговоръ совершенно о другомъ.

— Я не думаю, Катерина Дмитріевна, чтобы можно было когда-либо уничтожить бѣдность и неравенство на землѣ,- говорилъ Львовъ. — Кстати, я познакомился съ Могутовымъ и онъ удивилъ меня своими дѣльными сужденіями…

— Напримѣръ? — живо спросила Катерина Дмитріевна.

— Я говорилъ съ нимъ о многомъ и, между прочимъ, о голодѣ нашей губерніи. Насъ было трое: я, онъ и еще Переѣхавшій. Вы не знаете, вѣроятно, этого оригинала, Катерина Дмитріевна?

— Нѣтъ, — отвѣтила она, смотря въ землю и внимательно вслушиваясь въ слова Львова.

— Это мой секретарь въ статистическомъ комитетѣ,- поспѣшилъ познакомить Вороновъ. — Не глупый человѣкъ, но больной и до смѣшнаго увлекается всякой высокою чепухой.

— Это тотъ самый, что сидѣлъ рядомъ съ Могутовымъ въ собраніи? — спросила Катерина Дмитріевна, и когда Львовъ подтвердилъ ея предположеніе, она тихо добавила: — Какое у него печальное лицо.

— Ваша правда, Катерина Дмитріевна. У него, дѣйствительно, очень печальный видъ, а говоритъ онъ еще печальнѣе, сильно въ носъ и либо злится, либо плачетъ… Такъ вотъ этотъ Переѣхавшій, — продолжалъ разсказывать Львовъ, — для уничтоженія голода предлагалъ устроить на землѣ всеобщее равенство. Я очень интересовался, будетъ ли Могутовъ поддерживать подобную утопію, и не мало удивился, когда услышалъ отъ него совершенно противоположное.

— Что же говорилъ Могутовъ? — опять поспѣшно спросила дѣвушка.

— Онъ говорилъ, что нужно сперва образованіемъ приготовить людей къ равенству и только тогда уже думать и разговаривать о равномѣрномъ распредѣленіи богатства на землѣ. Онъ того мнѣнія, — и я вполнѣ согласенъ съ нимъ, — что сильная эксплуатація богатыми бѣдныхъ происходитъ только отъ неполнаго образованія первыхъ и совершеннаго невѣжества послѣднихъ…. Я передаю вамъ, Катерина Дмитріевна, кратко, но Могутовъ очень хорошо и очень убѣдительно доказывалъ это, такъ что даже упрямый Переѣхавшій согласился съ нимъ.