Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Во первыхъ, князь, перебилъ Кречетова хозяинъ, — этого никто не желаетъ. Можно ошибаться, имѣя самыя добрыя намѣренія. Во вторыхъ, нашъ крестьянахъ, послѣ великаго гнета крѣпостнаго права, привыкъ умирать безъ ропота гласнаго, даже съ прощеніемъ на устахъ: «не вѣдаютъ бо, что творятъ». Въ третьихъ, къ кому и куда идти кричать? До Бога высоко, до царя далеко, а умирать послѣ порки куда хуже, чѣмъ безъ порки…. А главное-то въ томъ: докажите намъ, что голода нѣтъ…. Я согласенъ, что администрація должна имѣть болѣе или менѣе точныя данныя объ экономическихъ силахъ губерніи, объ урожаѣ, но тогда опубликуйте, какой запасъ хлѣба имѣется въ деревняхъ и волостяхъ? Сколько уже помѣщики выдали хлѣба крестьянамъ заимообразно? Сколько продано крестьянами скота и сколько его осталось?… Вотъ тогда мы и будемъ судить, кто правъ, администрація-ли съ менѣе среднимъ урожаемъ, или земство съ голодомъ?… До тѣхъ поръ отвергать холода нельзя: онъ уже хорошо видѣнъ… И онъ поднялъ руками голову дочери съ своей груди и поцѣловалъ ее въ голову, а она крѣпко поцѣловала отца въ губы, глаза и лобъ.

— Перейдемте въ залъ, господа, сказала хозяйка, и всѣ, кромѣ хозяина и Кречетова, направились въ залъ.

VI.

Въ залѣ общество разбилось на кружки. Львовъ самъ вызвался спѣть подъ аккомпаниментъ Катерины Дмитріевны, Вороновъ сталъ у фортепіано и пересматривалъ Лежавшія на немъ ноты, хозяйка ходила съ Кожуховымъ по залѣ, а Орѣцкій и Лукомскій сидѣли далеко отъ фортепіано и вели тихій разговоръ.

— Откуда бы знаете о состояніи Плитовой? спросилъ Лукомскій. — Всѣ говорятъ, что, кромѣ имѣнія, еще сто тысячъ….

— О, да! отвѣчалъ Орѣцкій. — Такъ говорили и мнѣ, но я человѣкъ, о, да! опытный, и прежде, чѣмъ показать виды на женитьбу, о да! я справлялся очень тонко и обстоятельно, о, да! въ чемъ и гдѣ?… И, о, да! убѣдился, что ничего и нигдѣ. О, да! О, да! Choisissez totre femme par l'oreille bien plus que par les yeux!.. О, да! О, да!

— Коли я ошибся, — очень непріятно, тихо, какъ бы самому себѣ, с5азалъ Лукомскій.

— О, да! Положеніе непріятное! Съ одной стороны, о, да! нарушеніе принципа, а съ другой, о да! вы — объявленный женихъ! о, да!

— Ну, послѣднее не важно, вздохнувши, сказалъ Лукомскій.

— Но…. о, да!.. Но это жаль, о, да!.. Она очень умна…. Въ высшей степени симпатична и мила, о, да!.. и вдругъ…. О, да!.. послѣ огласки…. О, да! Жаль!..

— Я предупреждалъ…. Я ясно развилъ свою теорію брака и капитализировалъ себя въ сто тысячъ…. Нужно было понять, когда я ясно говорилъ имъ объ этомъ! сердито и недовольно сказалъ Лукомскій.

— О, да! О, да!.. А онъ хорошо поетъ, о, да! и Орѣцкій началъ слушать пѣніе Львова, а Лукомскій по виду слушалъ, а на самомъ дѣлѣ все думалъ о приданомъ mademoiselle Плитовой.

— Я предполагала скоро начать объѣздъ имѣній, говорила Софья Михайловна, ходя съ Кожуховымъ по залѣ. — Въ каждомъ имѣніи придется пробыть по двѣ-три дня, уйдетъ болѣе мѣсяца….

— Я очень радъ, что губернаторъ задалъ, мнѣ работу на мѣсяцъ, а то бы было…. очень и очень скучно безъ… вашихъ вечеровъ, сказалъ Кожуховъ, пытливо посматривая на Софью Михайловну, во время перерывовъ и остановокъ въ своихъ словахъ, и Софья Михайловна замѣчала его пытливыя посматриванія, но продолжала неопредѣленно смотрѣть по сторонамъ и тѣмъ же шагомъ ходить по залу, хотя щеки ея, какъ будто, немного болѣе свѣтились румянцемъ, чѣмъ обыкновенно.

— Я съ Катей начнемъ кататься часъ-другой передъ обѣдомъ, чтобы приготовиться къ долгому путешествію на колесахъ. Завтра или послѣ завтра поѣдемъ по р….. шоссе, къ широкому полю…. Вы не начинали еще верховой ѣзды? продолжала разговаривать она.

— Нѣтъ еще, но думаю начать завтра или послѣ завтра, отвѣчалъ онъ и опять пытливо посмотрѣлъ на нее;

— Вы тоже поѣдете по р….. шоссе? шутливо, но оживленно спросила она.

— Конечно, конечно! улыбнувшись, отвѣтилъ онъ.

— И въ пятомъ часу?

— Благодарю васъ, подавая ей руку, съ чувствомъ отвѣтилъ онъ. — Вѣдь мнѣ только въ это время и можно, я рабочая лошадь, Софья Михайловна, еще съ большимъ чувствомъ закончилъ онъ.

— Гдѣ трудъ, тамъ и счастье! серьезно сказала она и крѣпко пожала его руку.

— Какъ пріятно поетъ Львовъ! Послушаемъ, немного погодя сказала Софья Михайловна, и она и Кожуховъ стали у стѣны, далеко отъ фортепіано.

Львовъ пѣлъ подъ тихій аккомпаниментъ:

Льетъ ливмя дождь, несутся тучи,
Полна ненастья эта ночь,
Но мысль о ней, какъ свѣтъ могучій,
Стоитъ и не отходитъ прочь.
Тебя здѣсь нѣтъ, но ты со мною,
Твоя рука въ моей рукѣ,
И все, мой другъ, полно тобою
Въ моемъ укромномъ уголкѣ!
Пусть стонетъ ель, пусть плачетъ вьюга,
Бушуя въ сумракѣ ночей,
Ты для меня, что солнце юга,
Тепло и свѣтъ въ тебѣ одной!