— Я?… Дмитрій Ивановичъ сейчасъ сказалъ; «Ce que femme veut, Dieu le veut», такъ я заранѣе присоединяюсь къ предположенію Катерины Дмитріевны, стыдливо-робко, но не трусливо и не застѣнчиво отвѣчалъ Вороновъ.
— О, да! О, да! слабо одобрилъ Орѣций!
— Господинъ Лукомскій? сказала хозяйка улыбаясь, какъ и всѣ гости, и Богъ, ихъ знаетъ, что означала ихъ улыбка: насмѣшку-ли надъ отвѣтомъ Воронова, похвалу-ли отвѣту или улыбку надъ уже черезъ-чуръ торжественными вызовами къ отвѣту хозяйкой-президентомъ.
— Я подерживаю мнѣніе или присоединяюсь къ заявленію Егора Осиповича. Женщины всегда были болѣе отгадчицы, чѣмъ мужчины, ровнымъ, но болѣе сухимъ, чѣмъ прежде, голосомъ отвѣчалъ Лукомскій.
— Я свое мнѣніе высказала и за тобой слово, Катя, обратилась хозяйка къ падчерицѣ, которая все время продолжала смотрѣть на отца. Отецъ такъ спокойно и довольно отдувалъ губы и дулъ ими на чай въ блюдцѣ, такъ торопливо-жадно прихлебывалъ его изъ блюдца, что дочь улыбалась, не переставая слушать разговоръ за столомъ.
— О, мама, я отгадаю! Я докажу, что «женщины болѣе отгадчицы, чѣмъ мужчины!» повторяя слова Лукомскаго и слегка подражая его голосу, громко сказала дѣвушка. Она остановилась. Слабый румянецъ вдругъ показался на ея щекахъ, которыя теперь походили на тонкій, просвѣчивающій фарфоръ. «Какая я дѣвчонка. Какая хвастунья, если не отгадаю!» подумала она и серьезно и пытливо посмотрѣла на отца. Чрезъ мгновеніе она опять улыбалась, словно увидала на лицѣ отца разгадку загадки и обрадовалась ей.
— Папа придумалъ и сообщитъ что-то хорошее, что дастъ пищу бѣднымъ голоднымъ, громко, серьезно и самоувѣренна сказала она, продолжая смотрѣть на отца. — Такъ, папа? спросила она потомъ и уже замѣтно робко и тихо.
— О, ты всегда отгадаешь мои думы! ставя блюдце третьяго стакана на столъ, съ дрожью къ голосѣ сказалъ Рымнинъ. — Иди ко мнѣ, моя Екатерина, моя отгадчица, и я поглажу твою умную головку и попрошу отгадать: добро или худо придумали мы?..
— О, да! О, да! О, да! горячо одобряя, воскликнулъ Орѣцкій.
— Браво, браво! Катерина Дмитріевна, браво! слѣдуй примѣру Орѣцкаго, громко говорили мужчины, а глаза Львова, полные благоговѣнія, любви и радости, устремлены были на дѣвушку; Кречетовъ грустно улыбался и тоже пристально смотрѣлъ на нее;
А она быстро встала, еще быстрѣе очутилась возлѣ отца, сѣла на уголъ его широкаго кресла, откинула голову на грудь отца, обхватила его одной рукой за талію, а другой держалась за ручку кресла и смотрѣла въ лицо отца, такъ что глава ея ушли вверхъ и гостямъ видны были только бѣлки ея глазъ, отчего она теперь еще болѣе походила на мраморную статую. Отецъ улыбался, касался своей бородою ея щеки, водилъ ею по щекѣ и гладилъ рукою ея волосы, начиная отъ лба въ затылку, какъ бы желая еще болѣе обнаружить большой лобъ дочери, которая неподвижно сидѣла въ той же позѣ, и только улыбка на ея лицѣ становилась болѣе замѣтнѣй и довольнѣй. Хозяйка и гости молчали, улыбаясь каждый по своему, смотрѣли на эту живую, мраморную группу, которую Кожуховъ про себя охарактеризовалъ такъ: «декабристъ и его дочь», хотя Рымнину во время декабристовъ было не болѣе семи-восьми лѣтъ.
— Да, да! Ты отгадала, дитя мое! началъ Рымнинъ, немного погодя. — Иванъ Ивановичъ Сергѣевъ и мы, члены управы, долго ломали голову найти средство сдѣлать нечувствительнымъ для крестьянъ голодъ нашей губерніи…. Выдать сѣмена на посѣвъ и немного хлѣба для поддержанія жизни — вотъ все, что можетъ дать земство и частная помощь общества, но государство, представитель силы общественной организаціи, можетъ уничтожить голодъ совсѣмъ, можетъ убить его въ корнѣ…. У государства есть на это средства, нужно только возбудить охоту и указать путь…. Иванъ Ивановичъ поѣхалъ въ Петербургъ и передалъ кому слѣдуетъ и гдѣ слѣдуетъ эти мысли и подробный проектъ ихъ осуществленія… Мы держали все это въ строгомъ секретѣ… Иванъ Ивановичъ съумѣлъ стать на высоту своей великой миссіи, и три часа назадъ я получилъ отъ него слѣдующую телеграмму: «Даны средства построить желѣзную дорогу въ тысячу верстъ чрезъ всю нашу и двѣ сосѣднія губерніи. — Земство будетъ и строителемъ, и организаторомъ дороги, такъ неужели у насъ не хватитъ ума, энергіи и самопожертвованія, чтобы постройкою убитъ голодъ безъ дурныхъ послѣдствій для крестьянскаго населенія. Пропагандируйте, буду чрезъ пять дней».