Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Истину, истину! Мое мнѣніе? какъ-бы повторяя вопросы, на которые онъ долженъ отвѣчать, и желая выиграть время для толковаго отвѣта, началъ Кречетовъ, вороша свои волосы на головѣ. — Мнѣнія вырабатываются жизнью: матерью и семьей — въ началѣ, школою и университетомъ — въ срединѣ и практикою жизни — въ концѣ-концовъ. Разныя жизни — разныя мнѣнія, и, кажется, правъ тотъ, кто. говоритъ, что каждое мнѣніе справедливо, если только оно искренно… Низенькій Гулливеръ попалъ въ среду карликовъ лиллипутовъ, долго прожилъ среди нихъ, — и сроднился съ мнѣніемъ, что онъ великанъ. Черезъ нѣсколько лѣтъ, попавъ опять въ среду подобныхъ себѣ, и даже выше себя ростомъ людей, онъ уже не могъ отрѣшиться отъ взгляда на себя, какъ на великана. Привычка — вторая натура, и разубѣдить Гулливера было нельзя… Донъ-Кихоть примѣръ того же. Не опровергнуть, не. разубѣдить того, кто жизнью выработалъ мнѣніе, что онъ, кромѣ того, что есть человѣкъ, гражданинъ, онъ еще — плюсъ Капиталъ, доходъ, процентъ! Я признаю подобное мнѣніе необходимою принадлежностью извѣстной категоріи людей, но я радъ, что не принадлежу къ ихъ числу…. Дай Богъ только, чтобы подобной категоріи мужчины громко высказывали свои мысли и женились на дѣвушкахъ подобныхъ же мыслей; но грустно будетъ, разыграется страшная драма, если съ мужчиной подобныхъ мыслей свяжетъ судьбу свою дѣвушка, смотрящая на мужчину только какъ на гражданина съ извѣстными обязанностями предъ отечествомъ. Горе, если такая дѣвушка свяжетъ судьбу свою съ мужчиной плюсъ капиталъ я узнаетъ о его двойственности, когда будутъ уже дѣти, когда будетъ потеряна еи молодость и ея лучшія силы!.. Можно оцѣнивать себя изъ пяти процентовъ, по суммѣ получаемаго жалованья, и можно оцѣнивать себя по суммѣ добра и пользы, приносимой обществу; можно стремиться и достигать хорошихъ окладовъ, и можно стремиться къ плодотворной дѣятельности гражданина для пользы общественной…. Кто правъ, кто болѣе полезенъ — вопросъ не въ этомъ. Его разрѣшитъ исторія этихъ людей, этихъ направленій. Но есть съ такими направленіями и мужчины и женщины, и я еще разъ пожелаю только одного, чтобы, сама судьба соединяла и его и ее одной категоріи, но горе, если случай соединитъ его одной категоріи съ нею другой категоріи!

— О, да! глухо сказалъ Орѣцкій.

— Слова и мысли, которыхъ ни опровергать, ни защищать нельзя, холодно, безъ раздраженія, обращаясь взглядомъ къ хозяйкѣ сказалъ Лукомскій, сказалъ такъ, какъ говорятъ прокуроры на разсужденія новичка адвоката, который, вмѣсто опроверженія факта или смягченія его, занесся своею молодою горячностью и неопытностью на высоту критики о вмѣняемости факта вообще. Слова, слова! говоритъ такому защитнику прокуроръ и посматриваетъ на предсѣдателя, что-де предсѣдатель не останавливаетъ болтуна.

— Я понялъ вашу мысль, князь, и нахожу, что вы правы, а господинъ…. а Орестъ Ильичъ ошибается, началъ Львовъ. — Я невольно вспомнилъ слѣдующій случай: дня три назадъ, гуляя по городу я невольно былъ удивленъ, не встрѣтивъ въ немъ ни одного частнаго пансіона, какъ для мальчиковъ, такъ и для дѣвочекъ. Мнѣ невольно пришла тогда мысль устроить самому пансіонъ, и невольно же явился отвѣтъ: когда женюсь…. Представьте же себѣ, что я, оцѣненный Орестомъ Ильичемъ въ сорокъ, а въ будущемъ — во сто тысячъ, женюсь на дѣвушкѣ тоже съ сорока тысячами, но которая не хочетъ полезно трудиться, а хочетъ только нарядовъ, танцевъ, баловъ и тому подобнаго!.. Ея сорока тысячъ не хватитъ и на три года, а моихъ процентовъ, моего жалованья….

— Папа, папа идетъ! вскрикнула Катерина Дмитріевна, заслышавъ движеніе въ прихожей, и, съ шумомъ отодвинувъ кресло, убѣжала изъ столовой, прервавъ недоконченную рѣчь Львова.

IV.

Съ уходомъ дѣвушки, хозяйка покинула роль предсѣдательницы и молча принялась наливать чай въ три стакана, потомъ поставила ихъ въ рядъ на столѣ, у широкаго кресла, и ушла тоже на встрѣчу мужа; а гости встали изъ-за стола и, образовавъ изъ себя двѣ группы, вели не громкій разговоръ. Одну группу составляли: Львовъ, Вороновъ и Кожуховъ, а другую — Лукомскій и Орѣцкій. Кречетовъ продолжалъ сидѣть у стола, досадуя на самого себя. Онъ былъ недоволенъ своею рѣчью въ опроверженіе философіи Лукомскаго, — находилъ ее черезъ-чуръ личною, тогда какъ можно бы было стать на отвлеченную точку…. и онъ раздражительно кусалъ губы и ерошилъ волосы.

— О, да! говорилъ негромко Орѣцкій, — вамъ возражали слабо…. Вы, о, да! Вы возбудили новую точку! О, да! О, да! Очень вѣрный взглядъ на подругу жизни! О, да!

— Взглядъ, чуждый идеализма, сентиментализма, піетизма и, даже, прудонизма и нигилизма. Мой взглядъ можно назвать позитивнымъ, научнымъ…. Противъ него можно говорить одни только слова, слова и слова, отвѣтилъ Лукомскій.

— О, да! О, да! Вы правы, о, да!

— А наука — трудная вещь, продолжалъ Лукомскій. — Противъ нея, противъ ея выводовъ, такъ мало доступныхъ для пониманія не стоящихъ на высотѣ науки, всегда встрѣтишь толпу противниковъ, порицателей. Но за то и всегда были люди науки, проводящіе ея истины въ жизнь!