— Прекрасное впечатлѣніе, Софія Михайловна! Есть хорошія улицы, много большихъ домовъ, отличный городской садъ, прекрасная гимназія, въ которой директоръ и новые мои товарищи встрѣтили меня очень радушно. Что же касается другихъ обывателей, то, если ихъ радушіе будетъ, хотя въ половину такимъ, какъ радушіе Софіи Михайловны, Катерины Дмитріевны и Дмитрія Ивановича, которымъ я имѣлъ счастье первымъ сдѣлать вечерній визитъ, — то, думаю, лучшаго города трудно найти. Львовъ говорилъ все это безъ улыбки, но искренно, съ довольствомъ, разлитымъ по всему лицу.
— О, да! О, да! О, да! горячо поддакнулъ Орѣцкій.
— Ореста Ильича нечего и спрашивать, Софія Михайловна, началъ тѣмъ же голосомъ Кожуховъ. — Онъ черезъ мѣсяцъ влюбился, черезъ два — объявленъ женихомъ, черезъ три — будетъ семьяниномъ и собственникомъ, а, слѣдовательно, и полнымъ гражданиномъ нашего города…. Князь уже высказалъ свое мнѣніе, господинъ Орѣцкій — тоже, я не уѣхалъ, слѣдовательно, его превосходительство прекрасный начальникъ, а для меня это все…. Егоръ Осиповичъ раздѣляетъ, навѣрное, опять мнѣнія Катерины Дмитріевны и Софіи Михайловны…. Если онѣ будутъ любезны довѣрятъ намъ ихъ искреннія мнѣнія, то…. ваше желаніе, Софія Михайловна, будетъ вполнѣ удовлетворено: мы всѣ тогда выскажемъ наше мнѣніе о внутренней жизни города С-нска.
— О, да! О, да! О, да! весело и горячо одобрялъ Орѣцкій.
Глаза всѣхъ мужчинъ устремились на дѣвушку.
— О, мама! когда папа здоровъ, мнѣ все нравится, а когда папа боленъ, мнѣ и дома скучно, и на улицѣ скучно, живо сказала дѣвушка, которая всегда съ интересомъ слушала разговоры гостей, дирижируемые ея мачихой, и, когда спрашивалось ея мнѣніе, отвѣчала правдиво и не стѣсняясь.
— О, да! О, да! О, да! еще болѣе горячо поддакивалъ Орѣцкій.
— Я тоже скажу: о, да! о, да! громко и сильно оживляясь, началъ Кречетовъ. — Да, вы правы, Катерина Дмитріевна! Дмитрій Ивановичъ единственный, свѣтлый, безупречный человѣкъ въ нашемъ городѣ. И когда онъ боленъ, то нельзя не грустить, а все окружающее становится еще болѣе мизернымъ, жалкимъ.
— О, да! О, да! также горячо одобрилъ Орѣцкій, и, вскочивъ съ кресла, подошелъ къ дѣвушкѣ и, со словами «благодарю! о, да! вы правы, о, да!» пожалъ ея руку.
Примѣру Орѣцкаго послѣдовали всѣ мужчины. Когда Кречетовъ послѣднимъ подошелъ къ ней, она сказала:
— Я также пожму вашу руку за любовь къ папа.
— Но я такъ не въ силахъ, какъ вы, немного сдвинувъ плечи, сказала она, когда сильное пожатіе Кречетова, вѣроятно, причинило ей боль.
— А мое мнѣніе о внутренней жизни нашего города вотъ какое, сказала хозяйка, когда всѣ усѣлись опять у стола. — Если бъ я была мужчина, то, чтобы быть твоимъ, Катя, я второй разъ достала бы кубокъ изъ бездны, чего не могъ сдѣлать пажъ у Шиллера! И она обняла дѣвушку и три раза поцѣловала ее.
— О, да! О, да! О, да! кричалъ Орѣцкій.
— Браво! Браво! Браво, Софія Михайловна! говорили остальные мужчины и подходили къ ней и жали ея руку.
Когда всѣ выразили свой восторгъ и усѣлись, то разговоръ на минуту затихъ. Мужчины пили чай, а Софія Михайловна смотрѣла съ искренней любовью на падчерицу, которая, улыбаясь, шаловливо жала ея руку въ своихъ рукахъ.
— А знаете, господинъ Львовъ, не переставая смотрѣть на падчерицу, начала Софія Михайловна. — Такъ какъ ваши впечатлѣнія очень сходны съ впечатлѣніями Ореста Ильича, то я предугадываю вашу дальнѣйшую жизнь у насъ…. Вы также скоро влюбитесь, будете чрезъ два мѣсяца женихомъ, чрезъ три — мужемъ и, какъ говорить Петръ Ивановичъ, заживете у насъ полнымъ гражданиномъ, не правда-ли? А у насъ есть много хорошихъ барышень!..
— Я люблю семейную жизнь, Софіи Михайловна, отвѣчалъ Львовъ. — Если судьба познакомитъ меня съ доброй, умной и…. онъ хотѣлъ сказать хорошенькой, но ему показалось, что произносить это слово въ присутствіи женщинъ — не тактично, и онъ, чуть-чуть помолчавъ, закончилъ такъ:- которая полюбитъ меня, то я не только чрезъ три, чрезъ два мѣсяца буду просить ее быть моей женой передъ людьми и передъ Богомъ.
— О, да! безъ особеннаго ударенія со стороны Орѣцкаго.
— Но вы будете смотрѣть только на дѣвушку, а не на приданое? спроста Софія Михайловна.
— О, это все равно! Душа, сердце, умъ, весь человѣкъ — это главное, Софія Михайловна! А деньги, приданое — это не важно! горячо сказалъ Львовъ.
— О, да! О, да! произнесъ Орѣцкій, и слышно было, что теперь его «о, да!» было не то «о, да!», которое онъ говорилъ, когда рѣчь шла о хозяйкѣ въ роли пажа, болѣе энергичнаго пажа, чѣмъ нарисовалъ Шиллеръ.
Мужчины, а также и Софія Михайловна, улыбались горячности Львова. Одинъ только Лукомскій не улыбался. Ему казалось, что улыбка хозяйки и мужчинъ относится къ нему, что они подтруниваютъ надъ нимъ, берущимъ замужъ дѣвушку съ большимъ приданымъ.