Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Могу-ли я имѣть обѣдъ? спросилъ онъ у женщины.

— Можете. Вамъ что угодно? спокойно спросила она.

— А что можно?

— Есть говядина, птица, яйца, масло, фрукты, — можно приготовить по вашему выбору.

— Прекрасно, усмѣхаясь, отвѣчалъ онъ. — Я-бы попросилъ супъ à la votre santé, цыпленка подъ соусомъ à la votre sourire и жаркое à la votre rouge.

— Постараемся приготовить все хорошо и болѣе похожимъ на супъ, соусъ и жаркое, чѣмъ на меня, улыбнувшись, отвѣтила она.

Онъ разсыпался въ извиненіяхъ: онъ не зналъ, что она знаетъ французскій языкъ, что она извинитъ его, такъ какъ, благодаря только ей, онъ прозѣвалъ поѣздъ и имѣетъ счастье разговаривать съ ней…. Къ приходу слѣдующаго поѣзда, онъ уже зналъ, что она дочь сосѣдней помѣщицы, что она кончила одинъ изъ сиротскихъ институтовъ въ Петербургѣ четыре года назадъ, занималась сперва хозяйствомъ небольшаго имѣнія своей матери, а не такъ давно, когда имѣніе было продано за долги и мать поселилась въ бѣдной усадьбѣ бывшей сосѣдки помѣщицы, открыла буфетъ на станціи, и, только благодаря ему, она и ея мать ведутъ сносную жизнь…. Чрезъ мѣсяцъ была свадьба его съ ней, и теперь Рымнинъ еще болѣе, чѣмъ до свадьбы, любитъ и уважаетъ свою жену. Онъ теперь совершенно отдался сочиненію, земству и занятію съ дочерью, а она взяла въ свои руки управленіе всѣми его имѣніями. И громадныя имѣнія Рымнина начали приносить значительный доходъ, и выстроилъ онъ въ городѣ громадный домъ, въ которомъ помѣщалась лучшая гостинница города, и все это дѣлалось безъ всякихъ съ его стороны хлопотъ и трудовъ. Все это дѣлалось его красивой, ласковой, дѣятельной женой, Соней, какъ онъ называлъ ее, Софіей Михайловной, какъ называли ее всѣ въ глаза, и Безсонной Скупирдяевной, какъ называли ее за глаза. Съ женитьбой отношенія отца къ дочери не измѣнились: дочь уважала въ мачихѣ дѣятельность, практическій умъ и всегда ласковый и ровный характеръ; а мачиха уважала въ дочери ея уваженіе къ себѣ, ея хорошую игру на фортепіано, ея совершенное незнаніе хозяйства и жизни, — не гостиныхъ и баловъ, а той, которая требуетъ хитрости, энергіи, знанія людей и обстоятельствъ. Словомъ, между мужемъ и женой были любовь и уваженіе, между дочерью и мачихой были тоже любовь и уваженіе, и мудрено было сказать, въ комъ было болѣе одного или другаго.

У Рымниныхъ часто собирались гости и почти исключительно мужчины. Происходило это отъ того, что хозяева были люди разговорчивые, радушные, любили бывать дома, не любили визитовъ, любили вести разговоры дѣльные, чуждые сплетенъ; а это не нравилось городскимъ барышнямъ, но нравилось мужчинамъ, какъ пожилымъ, такъ и молодымъ, послѣднихъ привлекала, кромѣ того, молодая, красивая хозяйка стараго мужа и богатая, оригинальной красоты, дочь — невѣста. Въ этотъ вечеръ въ залѣ за фортепіано сидѣла дочь и бойко и отчетливо играла какую-то пьесу Шопена, а около нея стоялъ и переворачивалъ ноты мужчина лѣтъ за тридцать, Егоръ Осиповичъ Вороновъ, совѣтникъ губернскаго правленія, дальній родственникъ губернатора, кончившій курсъ въ Горигорецкомъ земледѣльческомъ институтѣ и, слѣдовательно, промѣнявшій агрономію на юриспруденцію. Онъ былъ…. о немъ можно сказать одно: былъ-бы красивъ, если-бы не былъ черезчуръ хорошенькимъ, что, какъ говорили барыни и барышни въ городѣ, совершенно нейдетъ мужчинѣ, хотя, не смотря на то, барышни города заглядывались на него и кокетничали съ нимъ, какъ съ выгоднымъ женихомъ, а гимназистки старшихъ классовъ очень сильно влюблялись въ него. Одна маменька говорила своей дочери, когда дочь сказала, что ей всегда съ Вороновымъ очень скучно, такъ какъ онъ, какъ всѣ влюбленные въ себя, или молчитъ, или говоритъ слащавую чепуху, — «такого-то мужа и нужно для полнаго счастія: гладь его по головкѣ, а сама дѣлай, что захочешь».

Не далеко отъ фортепіано сидѣло двое мужчинъ. Одинъ — высокій, темный блондинъ, плотный, некрасивый, съ рѣзкими, угловатыми движеніями; онъ сидѣлъ, не красиво положивъ одну ногу на другую, и одной рукой перебиралъ цѣпочку часовъ, а другой часто ворошилъ волосы на головѣ. Про него говорили, что онъ былъ бы очень и очень солидный молодой человѣкъ, — ему было лѣтъ тридцать пять, — если бы почаще бывалъ въ обществѣ и слѣдилъ за модой. Это князь Гавріилъ Васильевичъ Король-Кречетовъ. Другой — небольшаго роста, симпатичный брюнетъ, лѣтъ подъ тридцать, съ небольшою бородкой и съ большими, мягкими, черными глазами. Звали его всѣ «господинъ Львовъ.»

Напротивъ фортепіано, наиболѣе далеко отъ него, сидѣлъ мужчина средняго роста, худощавый, но съ самоувѣренной осанкой и съ выработаннымъ упрямымъ взглядомъ, въ небольшихъ, всегда глядящихъ впередъ глазахъ. Это Орестъ Ильичъ Лукомскій, — товарищъ прокурора ожидаемаго городомъ со дня на день новаго суда.