Подшофе (сборник)

Hôtel de Paris в Монте-Карло напоминал роскошный особняк из детективного романа. Чиновники выдали нам все: билеты и письменные разрешения, карты и странные, только что оформленные удостоверения личности. Сидя на солнце, уже получившем официальный статус, мы довольно долго ждали, пока они обеспечивали нас всем необходимым, чтобы мы смогли стать желанными гостями Казино. Наконец, сделавшись хозяевами положения, мы властным тоном послали коридорного за зубной щеткой.

С глицинии во дворе Hôtel d’Europe в Авиньоне капала вода, грохот рыночных тележек возвестил о наступлении рассвета. В мрачном баре пила мартини одинокая дама в жакете и юбке из твида. В Taverne Riche мы встречались с французскими друзьями и слушали, как отражается от городских стен предзакатный перезвон колоколов. Над широкой спокойной Роной громадной химерой возвышался в золотистой дымке заката Папский дворец, а мы усердно бездельничали, сидя под платанами на другом берегу.

В «Континентале», что в Сен-Рафаэле, какой-то французский патриот, подобно Генриху IV, поил своих маленьких детишек красным вином, а поскольку в начале лета там убрали все ковры, эхо детских воплей протеста вносило приятное разнообразие в звон металлической и фарфоровой посуды. К тому времени мы уже могли распознать несколько французских слов и чувствовали себя своими в стране.

Hôtel du Cap в Антибе был почти безлюдным. Дневная жара застревала в полых бело-голубых кирпичах балкона, а мы сидели на больших кусках брезента, которые расстелили на террасе наши друзья, грели на солнышке свои загорелые спины и изобретали новые коктейли.

«Мирамаре» в Генуе украшал темную береговую линию гирляндами огней, а яркий свет окон гостиниц, расположенных в вышине, выхватывал из темноты очертания холмов. Мужчин, шествовавших вдоль нарядно украшенных аркад, мы принимали за непризнанных Карузо, но все они уверяли нас, что Генуя – деловой город, очень похожий на Америку и Милан.

В Пизу мы приехали ночью, и найти падающую башню нам удалось только на обратном пути, когда мы, уже покинув гостиницу «Роял Виктория», случайно проезжали мимо. Башня стояла в чистом поле, совсем одна. Река Арно была грязной и привлекала гораздо меньше внимания, чем в кроссвордах.

В римском отеле «Квиринал» умерла мать Мэриона Кроуфорда.[23] Все горничные помнят об этом событии и рассказывают постояльцам, как потом застилали весь номер газетами. Гостиные герметически закрыты, а окна не открываются, потому что вплотную к ним стоят кадки с пальмами. Англичане средних лет клюют носом в спертом воздухе и грызут несвежий соленый арахис со знаменитым гостиничным кофе, наливая его из большого, как каллиопа,[24] аппарата, полного кофейной гущи и напоминающего стеклянные шары, в которых при сотрясении поднимается снежная буря.

В римском Hôtel des Princes, где нашей насущной пищей был сыр Bel Paese с вином Corvo, мы подружились с хрупкой старой девой, которая намеревалась оставаться там до тех пор, пока не дочитает трехтомную историю семейства Борджиа. Простыни были влажные, а ночи то и дело оглашались храпом соседей, но нам было все равно, ведь мы в любую минуту могли вновь спуститься по лестнице и выйти на любимую Via Sistina, вдоль которой цвели жонкилии и просили подаяния нищие. В то время мы были слишком высокомерны, чтобы пользоваться путеводителями, и хотели отыскать развалины без посторонней помощи, что и сделали, когда нам надоели рыночные площади, ночная жизнь и сельская местность. Замок Святого Ангела понравился нам благодаря непостижимому единству его круглой формы, реке и обломкам, разбросанным вокруг его основания. Просто дух захватывает, когда в римских сумерках вы блуждаете между столетиями, а при виде Колизея вновь обретаете чувство пространства и времени.

1925

В нашей гостинице в Сорренто мы увидели тарантеллу,[25] причем настоящую, а раньше мы видели великое множество хитроумных переделок…

Южное солнце вогнало в дремоту весь двор «Квисисаны». Под высоким кипарисом пытались бороться с сонливостью странные птицы, а Комптон Маккензи[26] объяснял нам, почему он живет на Капри: у англичан должен быть остров.

«Тиберио» – белоснежный отель, построенный на высоком месте и украшенный фестонами вдоль основания, вровень с округлыми крышами Капри с их углублениями – водостоками на случай дождей, которых никогда не бывает. Мы поднимались к отелю по темным извилистым улочкам, где ютились рембрандтовские пекарни и мясные лавчонки; потом мы спускались обратно и вновь окунались в мрачную языческую истерию Пасхи на Капри, символизировавшую воскрешение народного духа.

Когда мы вернулись в Марсель – снова проездом на север, – яркое солнце над оживленным портом побелило приморские улицы, и в маленьких кафе на углу пешеходы весело обсуждали ошибки в пароходном расписании. Это биение жизни нас чертовски порадовало.