Подсказчик

Фельдер шмыгнул носом, и глаза его заблестели. Он отвернулся к окну, не желая выказывать слабость при посторонних. Мила не сомневалась, что призрак Билли и после их ухода будет витать в этом доме. Именно благодаря этим непрошеным слезам Фельдер завоевал их доверие. Мила увидела, как Борис снял руку с кобуры. Его подозрения рассеялись.

– Менингит унес только Билли. Но, опасаясь эпидемии, они живо прикрыли лавочку. Во повезло-то, а? – Он натужно хохотнул. – Скостили нам срок по этому поводу. И волчью яму закрыли на полгода раньше обещанного.

Поднявшись уходить, Борис напоследок спросил:

– Вы видитесь с кем-нибудь из бывших воспитанников?

– Нет, но года два назад встретил отца Рольфа.

– Наверное, на пенсии уже.

– Я-то надеялся, что он уже сдох.

– Почему? – спросила Мила, предположив худшее. – Он много зла вам причинил?

– Да нет. Но кто провел детство в таком заведении, на всю жизнь возненавидит всякое напоминание о нем.

Она невольно кивнула, потому что почти такие же слова слышала недавно от Бориса.

Фельдер не стал провожать их до двери. Вместо этого он склонился над столиком и взял не выпитый Борисом стакан холодного чая. Поднес к губам и выпил залпом.

Потом повернулся и произнес им вслед:

– Всего хорошего.

Старый групповой снимок, запечатлевший всех, кто оставался в приюте до самого закрытия, был найден в бывшем кабинете отца Рольфа.

Из шестнадцати ребят, сидящих по обе стороны от пожилого священника, лишь один улыбался в объектив.

Улыбка сквозь слезы.

Живые глаза, взлохмаченные волосы, одного зуба не хватает, на зеленом пуловере заметное масляное пятно, словно медаль за боевые заслуги.

Билли Мор навечно запечатлен на этой фотографии и покоится на маленьком церковном кладбище рядом с приютом. Он не единственный, кто там похоронен, но его могила самая красивая. Над надгробной плитой покровительственно распахнул крылья каменный ангел.

Выслушав отчет Милы и Бориса, Гавила велел Стерну найти всю документацию, относящуюся к смерти Билли. Агент выполнил указание с привычной дотошностью, и, когда перебирал бумаги, ему бросилось в глаза странное совпадение.

– В случае с потенциально инфекционными заболеваниями следует незамедлительно сообщить о них санитарному надзору. Врач, которому позвонил отец Рольф, выписал и свидетельство о смерти. На обоих документах стоит одно и то же число.

– Ближайшая больница находится в тридцати километрах, – рассуждал Горан. – Скорей всего, он даже не потрудился приехать и лично удостовериться.

– Поверил Рольфу на слово, – подхватил Борис. – Священник лгать не станет.

«Не скажи», – подумала Мила.

А Гавила сказал, как припечатал:

– Нужна эксгумация трупа.

Снег пошел мелкой крупкой, как будто готовившей землю к покрывалу из крупных хлопьев. Скоро начнет темнеть, поэтому надо торопиться.

Могильщики, вызванные Чаном, уже вовсю долбят мерзлую землю небольшими механическими лопатами. Все вокруг стоят и молча ждут.

Старший инспектор Рош проинформирован о развитии событий и сдерживает напор внезапно воодушевившейся прессы. Не иначе Фельдер и впрямь решил поживиться за счет сведений, поведанных ему агентами на условиях строгой конфиденциальности. А впрочем, у Роша есть любимая поговорка: «Когда журналисты не знают, они выдумывают».

Еще и поэтому надо торопиться, пока кто-нибудь из них не нарушит затишье искусно закрученной небылицей. Попробуй тогда ее опровергнуть!

Раздался глухой стук. Лопата наконец наткнулась на что-то.

Люди Чана спрыгнули в яму и продолжили раскопки вручную. Гроб был обернут целлофановой пленкой, для сохранности пленку разрезали, и в отверстии показалась белая крышка маленького гроба.

– Тут все сгнило, – объявил судебный медик после беглого осмотра. – Если вытаскивать, все рассыплется в прах. Да и в такой снегопад я бы не советовал. – Он метнул взгляд на Горана, за которым оставалось окончательное решение.

– Ладно. Открывайте.

Сыщики не ожидали, что криминолог решит проводить эксгумацию на месте, но рабочие по знаку Чана развернули над могилой брезент и закрепили его на столбиках, соорудив нечто вроде навеса.

Патологоанатом надел жилет с фонарем на плече и спустился в яму под невозмутимым взглядом каменного ангела. Техник, вооружившись газовой горелкой, начал срезать цинковые запоры, и крышка гроба задви́галась.

«Словно разбудили ребенка, умершего двадцать восемь лет назад», – отметила про себя Мила. Наверное, Билли Мор заслуживает траурной церемонии или хотя бы молитвы, но у них нет ни времени, ни желания совершать обряды.

Чан откинул крышку, открыв скорбные останки Билли в нарядном костюмчике для первого причастия. В галстуке булавка, брюки с отворотами. В углу гроба проржавевшие ролики и старый кассетник.

Мила вспомнила рассказ Фельдера: «Он был зациклен на двух вещах: во-первых, на проклятых роликовых коньках, на которых катался взад-вперед по опустевшим коридорам, и, во-вторых, на футбольных матчах! Но играть в футбол он не любил. Ему больше нравилось стоять на краю поля и вести репортаж.»

Единственное имущество Билли.