Подсолнух

Если раньше майор постоянно ходил проверять посты, давая тем самым хоть какие–то минуты отдыха людям внутри караулки, то теперь он словно паук в паутине засел в караулке прочно. И по паучьи деловито, странными зигзагами по ней перемещался. Он появлялся в сушилке и через секунду уже громыхал у пирамиды с автоматами, потом его слышали уже в туалете, где он заставлял посыпать пол хлоркой. Спустя минуту он строил бодрствующую смену и проверял у нее чистоту сапог, а после его обнаруживали надолго окаменевшим в роденовской позе на топчане в комнате начальника караула. Внезапно какая–то вспышка озаряла майоров мозг, он хватался за телефонный аппарат и начинал звонить по постам, проверяя несение службы. Посты он обзванивал не подряд, а по какому–то сложнейшему, ему одному ведомому алгоритму: первый пост, за ним тотчас третий, немного подумав снова первый, второй, четвертый, второй, первый, снова первый, потом, видимо вспомнив про пятый звонил на него и орал часовому что тот долго подходит к трубке, а он, Потапенко, уже устал крутить рычаг.

Закончив обзвон он вызывал выводного, посмотрев на него отпускал, потом вскакивал и мчался через караулку за ним, но оказывался почему–то в сушилке, орал оттуда разводящего и требовал принести ему устав, после опять проверял чистоту сапог.

Построив весь личный состав включая отдыхающих исчезал вдруг на гауптвахте, долго разглядывал в глазки арестованных и внезапно отвлекшись начинал пересчитывать огнетушители сверяясь с описью. Распускал так и не проверенный личный состав, опять мчался к телефону, звонил в штаб узнать на месте ли боевое знамя, после, в совершенно неурочный час звонил с докладом дежурному по части. Между всей этой суматохой он не забывал о смене часовых, сбивчиво инструктировал заступающую смену, с каждой ходил на заряжание оружия и вместе с ними зачем–то заряжал и разряжал свой пистолет. Он то орал на всех, то называл сынками. Очутившись у боксерского мешка он начинал отрабатывать приемы и блоки, то подскакивая как павиан, то замирая на половине хода, как кошка. Вдруг он оказывался за столом и делал неразборчивые выписки из устава. Поминутно ходил мыть руки, подозрительно оглядывал углы, запретил смотреть телевизор, но разрешил никогда не имевшиеся в карауле шахматы.

***

Караул тихо одуревал от происходящего. Некоторые были посвящены в причины такого поведения начкара, некоторые, из числа молодых, не понимали в чем дело. Молодые суматошно носились по всему помещению, усердно вытирали несуществующую пыль, равняли по нитке мебель, чистили сапоги, подметали крыльцо и были уже вконец замотаны. Особенно доставалось с придирками рядовому Смирнову, который по какой–то путанице с листами нарядов залетел через сутки не в свой караул. Он уже четыре раза драил очко. Протер все стекла, перемыл всю посуду, высушил тряпки и теперь мыл пол.

Разводящий Серега Курманаев колебался. Его терзали воистину гамлетовские сомнения – подсыпать начкару еще одно колесо или терпеливо дожидаться когда того отпустит. У его тревоги были все основания. Постоянно ходящие с Потапенко в караул солдаты уже знали как примерно нужно от него гаситься, как под него подстраиваться, были готовы к его придиркам и, хотя и находились в тихом шоке от его преображения, но как–то интуитивно все равно выскальзывали из под раздачи. Кто–то больше, кто–то меньше, но все как–то приспосабливались.

Недотепа же Смирнов, до этого вообще не представлявший что такое из себя Потапенко, постоянно попадал под руку. На свою беду, помимо природной кротости, он обладал еще и редкостной исполнительностью. Он не мог возразить, не мог забить, не мог схалтурить. Все на свете попутавший Потапенко постоянно его напрягал, заставляя убираться то здесь, то там. Смирнов, уже отстоявший смену на посту, отлетал прибираясь бодрствующую смену и половину своей отдыхающей, когда должен был спать. Поздно заметивший это Курманаев, чуть не силой отправил его на топчан заставив взять в руки тряпку какого–то черпака. Черпак зло сверкнув глазами на салобона все–таки стал убираться. Но до конца отдыхающей смены осталось только полчаса и невыспавшийся Смирнов вскоре опять отправился на пост.

Чуть поразмыслив Курманаев решил дожидаться, когда начкара отпустит. Для себя же он решил что в дальнейшем не стоит будить лихо, пока оно тихо и все оставшиеся таблетки спустил в очко.

3.

После отбоя, на втором этаже Школы, в казарме второй батареи собралась довольно многочисленная компания. С первого этажа подтянулись Тихон и Виталик, были все сержанты второго этажа и с десяток сержантов других батарей. Все собрались чтобы посмотреть видак.