Подсолнух

Перед глазами стояли картинки из другого мира. На них зеленая бахрома венчала стройные стволы пальм по обочинам шоссе. Мимо неслись красивые автомобили, полные веселых, беззаботных и счастливых людей. Змеи железнодорожных экспрессов выползали в разные стороны из логова вокзалов, переваривая в своем чреве дельцов, студентов, и путешествующих пенсионеров. Крылатые сигары авиалайнеров высаживали на океанском берегу туристов, гангстеров и рок–звезд. Огни реклам мотками цветных нитей опутывали казино, рестораны, театры, мюзик–холлы, бордели и бильярдные. Яркие вспышки фейерверков кромсали брюшину неба и вспыхивали слезами счастья на гладких щеках причудливых небоскребов. В этом мире ежесекундно создавались и рушились состояния, спортивные клубы в феноменальной и драматической борьбе добывали трофеи, а никому доселе неизвестные игроки становились звездами и кумирами. Их именитые оппоненты низвергались с пьедесталов и уходили в неизвестность. И у тех и у тех были одинаково беззаботные лица. Беззаботность царила вокруг и заполняла собой все пространство – от бесконечных высот неба до самой малой щели под плинтусом номера дешевого мотеля.

Беззаботные нищие сидели на газетах и пили виски. Беззаботные миллиардеры в казино легко просаживали бюджеты слаборазвитых государств. Беззаботные гангстеры улыбаясь грабили банк, а его работники с легким сердцем лежали под прицелами в холле и ждали шерифа. Полиция лихо и весело мчалась на происшествие, а веселый хирург с огоньком орудовал над раковой опухолью очередного оптимистичного пациента.

Этот мир в мелькал в Тишкином сознании изображениями огромного сферического калейдоскопа. Картинки зажигались, гасли, вспыхивали, мерцали.

Открыв глаза он увидел серый потолок, окно и верх прямоугольной кривоватой колонны. Воздух был поражен, как ядом, ни с чем не сравнимым армейским запахом – смесью тоски, глупости, тревоги и дешевой зубной пасты. Кругом сновали потные и неприятные люди, озабоченные и злобные. За окном шел дождь, деля пространство на косые серые полосы. Низкое серое небо мелким наждаком обдирало крыши и верхушки деревьев. Набухшие от влаги стены зданий военного городка сливались в одинаковые прямоугольники, своим строгим расположением и формами делаясь похожими на ряды могильных плит. Этот жуткий, громадных размеров некрополь опоясывала неровная лента бетонного забора с редкими, по выступам, караульными вышками. За забором стоял гнойно–желтый туман, будто желудочный сок, уже переваривший все остальное. И ясно было – этот клочок, паноптикум живых мертвецов и есть весь мир. Здесь и сейчас он вмещает в себя всю тишкину жизнь, и за его пределы никогда не вырваться. Все будет также как и сейчас.

_____________________

5.

Гулкая команда дневального вырвала Тихона из оцепенения.

Тихон медленно поднялся с кровати, привел в порядок форму и не торопясь пошел к тумбочке.

— Вас комбат вызывает, товарищ старший сержант – доложил дневальный.

Тихон зашел в канцелярию комбата. – Вызывали, товарищ майор?

— Игорь, ты в штаб когда заступаешь? – не предлагая сесть, спросил комбат. По–видимому, у него был какой–то знакомый Игорь и Тишка его чем–то напоминал. Игорем комбат называл его регулярно, сначала Тишка поправлял его, а потом забил на это дело, резонно рассудив что дурака учить, только портить.

— Сегодня вечером – ответил Тихон, уже лелея втайне мысль, что наряд накрывается, а его отошлют с каким нибудь спецпоручением в город, где он, «на дурачка» и прошляется до ночи, а то и до утра.

— Да нет, Игорь, — комбат дебильно хихикнул – в штаб ты заступаешь прямо сейчас. Там этот, с третьей батареи, Бородулин, залетел перед начштаба. Вобщем его на губу, а тебя в наряд. Додежуришь за него, а потом заступишь на свои сутки с новыми посыльными.

Тихон понял, что сука–комбат состроил ему очередную подставу.

— Товарищ майор, у меня парадка мятая, я не выгладил ещё…

— Ничего, заступишь на полдня в полевой форме, сапоги только почисти. А парадку тебе дневальный погладит, я распоряжусь. Пришлем потом с нарядом.

Пересекая плац в направлении штаба Тихон матерился на Женьку и гадал что случилось в штабе. В голову ничего не приходило кроме разве того, что Женька полез к телеграфисткам на «Свежак» и там спалился, либо прощелкал какие–нибудь важные документы. Хотя, может быть с родственниками несчастье, как в том году было у Ломотина со второй батареи. Того прямо с караула тогда сняли и прямо с подсумком на вокзал отвезли. Тихон ускорился и в штаб влетел уже бегом. Затормозив в холле Тишка сказал «Ша» посыльному, поправил форму, установил козырек фуражки на два пальца от бровей, глянул на себя в зеркало, застегнул крючок на воротнике и зашел в комнату дежурного.

Бородулин сидел и выводил на листке бумаги резкие росписи. Листок был уже весь исчеркан и в редкие белые промежутки Женька яростно и обреченно вписывал росчерки, заплетая бумагу синей мелкоячеистой паутиной.

— Жендос здорово, что за дела. Что за косяки? – По виду сменщика Тихон понял, что у того крупные неприятности.