У немецкого теолога Мартина Лютера, великого реформатора христианства, тоже было двойственное отношение к снам. В начале своей монашеской карьеры Лютер открыл для себя проповеди Яна Гуса, религиозного лидера из Богемии, сожженного 100 лет назад за проповедь отказа от католических индульгенций.
Молодого монаха поразила история казни реформатора. Когда палач подошел к Гусу, чтобы поджечь хворост, Ян сказал: «А теперь мы зажарим гуся».
Ян Гус стал ориентиром для Лютера, разделявшего его неприязнь к системе торговли индульгенциями. Когда 31 октября 1517 года Лютер прибил к двери церкви Виттенбергского замка свои тезисы с резкой критикой коррупции среди священников, он знал, что вступил на опасный путь. Но, в конце концов, многих сожгли на кострах до Лютера и многих еще сожгут после.
Папа Лев X приказал опровергнуть тезисы, но ответ Лютера не оставил места для сомнений в его бунтарстве: он поджег папскую буллу. Затем немца отлучили от церкви, а император Священной Римской империи Карл V его осудил. Принц Фридрих III, курфюрст Саксонии, который держал Лютера под стражей, должен был передать его разгневанным врагам для казни. Однако, вопреки ожиданию, Фридрих защитил Лютера. Идеи богослова выжили, а протестантская Реформация распространилась по Европе. И удивительная история того, как это произошло, связана с еще одним важным сном.
Согласно хроникам того периода, в ночь перед днем, когда Лютер прибил свои тезисы к двери церкви, принцу Фридриху пришло во сне откровение:
Я снова уснул, и мне приснилось, что Всевышний послал мне монаха, который был истинным сыном апостола Павла. Его сопровождали все святые по повелению Бога, чтобы свидетельствовать передо мной, что он пришел не для того, чтобы замыслить заговор, но что все, что он делает, согласно воле Божьей. Они попросили меня проявить милость и разрешить ему написать что-нибудь на двери церкви замка Виттенберг. Я предоставил ему эту возможность через моего секретаря. После этого монах пошел в церковь и начал писать такими крупными буквами, что я мог разглядеть их из Швайница. Перо, которым он писал, было так велико, что его конец доставал до Рима, где он проткнул уши сидевшему там льву и заставил сотрясаться тройную корону на голове папы. Все кардиналы и князья, поспешно подбежав, старались не дать ей упасть. Мы с тобой, брат, тоже хотели помочь, и я протянул руку; но в этот момент я проснулся с поднятой рукой, весьма удивленный и очень разгневанный на монаха за то, что он плохо справляется со своим пером. Я опомнился; это был лишь сон.
Я еще был в полудреме и снова закрыл глаза. Сон вернулся. Лев, все еще раздраженный пером, заревел изо всех сил, так что весь город Рим и все государства Священной Империи сбежались посмотреть, в чем дело. Папа попросил их выступить против этого монаха и особенно просил меня, так как он находился в моей стране. Я снова проснулся, повторил молитву Господу, умоляя Бога уберечь Его Святейшество, и снова уснул.