Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках просвета

Благотворительные фонды, особенно региональные, нуждаются в финансовой и информационной поддержке. Сотрудники региональных НКО получают мизерные зарплаты, а иногда не получают вовсе. Пожертвований мало, потому что об их деятельности практически никто не знает: средств на продвижение, конечно, тоже нет.

Когда я жила в Самаре, немножко помогала одному благотворительному фонду, специализирующемуся на детях-сиротах и выпускниках детских домов. Сотрудники организации часто оказывали помощь своим подопечным за свой счет. На свои деньги покупали бензин, если надо было куда-то везти продукты или лекарства, тоже купленные «на свои». Опять же, на свои деньги покупали компьютер для бухгалтера, который ведет учет бесплатно и так далее. В таком режиме долго не протянешь, и фонд «Нужна помощь» для региональных НКО — часто настоящее спасение. Благодаря материалам о работе фонда о нем узнает все больше людей, а значит, появляются новые жертвователи, волонтеры и благополучатели.

Одна читательница как-то написала мне, что благодарна за возможность просто и результативно помогать. «У меня большая семья, две работы, и совсем нет времени заниматься благотворительностью. В другой жизни я бы заботилась о стариках или животных, а в этой подписываюсь на пожертвования в пользу фондов. Так я помогаю и понимаю, что эта помощь очень важна».

К слову, у меня тоже нет физической возможности заниматься благотворительностью. Вся моя жизнь — это тексты и командировки. Поэтому я, как и почти все наши сотрудники, подписана на несколько благотворительных фондов. Каждый месяц в пользу каждого из них с меня списывается по 100-200 рублей. Мелочь, но, как говорит наш издатель Митя Алешковский, «даже один рубль — много, когда нас много».

Далее я расскажу о том, с какими трудностями сталкиваются журналисты, когда работают над фандрайзинговыми текстами. Дам ответы на частые вопросы, которые задают мне и читатели, и журналисты. «Каково это — говорить с человеком в сильном горе?» «Как общаться с умирающими?» «Получается ли держать дистанцию с героями, ведь наверняка хочется сделать для них больше, чем просто написать текст?» «Плачете ли вы на интервью? А после плачете?» «Удается ли забывать о героях?» «Как не выгореть, когда постоянно пишешь про горе?» «Как написать текст, который соберет много денег?»

ГОВОРЯ О ЛЮДЯХ

У фандрайзингового текста нет строгого рецепта. Есть лишь базовые правила, «ингредиенты», подходящие для репортажей о людях в целом. Вот как я сформулировала эти правила для себя:

— Не перебарщивать с эмоциями, рассказывать так, чтобы эмоцию читатель испытал без подсказок автора. Не писать: «Михаила ужасно жалко, глядя на него, хочется плакать». Рассказать о Михаиле так, чтобы читатель самостоятельно проникся и заплакал. Потому что тогда эмоция будет его личной, настоящей. И ни в коем случае нельзя ставить задачу «выжать из читателя слезу».

— Писать просто, так, чтобы проблема была понятна каждому. Митя Алешковский называет это «бабушка-тест». Когда я сомневаюсь, что текст внятный, даю его почитать кому-то, кто не в теме, например, чьей-нибудь бабушке.

— Детали — это отлично, а длинные скучные подробности — явно лишнее. Герой может каждое утро принимать с десяток таблеток и делать столько же процедур. Это может впечатлить, когда на это смотришь (столько таблеток, столько оборудования (подъемник, коляска, поручни, шприцы, капельницы), но видеть и читать — разные вещи. Иногда детали стоит оставить фотографу. Например, мне нравится фотография Кристины Сырчиковой к одному моему материалу, в кадре таблетки и питательные смеси — все, что герой ест на завтрак. Лучше один раз увидеть. Я довольно часто продумываю, о чем важно написать, а о чем лучше скажет фотография. Это еще и помогает избегать большого количества знаков (вот сейчас я смеюсь, потому что, судя по моим репортажам, получается у меня паршиво).

— Не бояться задавать прямые вопросы. В большинстве случаев можно получить на них прямые ответы (то, что нужно), потому что герой много раз задавал эти вопросы себе сам. Вот пример из моего материала «Миша у меня последний»: «Я долго искала подходящие слова, чтобы спросить, почему она не оставляет Михаила. Ведь тяжело, ведь больно, ведь наверняка хочется жить для себя. Наконец спросила прямым текстом. Тамара Ивановна не обиделась. “Ты что, дочка, я его в жизнь не брошу! Мне кто такое говорит, я даже слушать не хочу! — восклицает она. — Мы полюбили друг друга, я к нему привязана. Как я его брошу? Я же ночами спать не буду. У него у дочери ребенок маленький, ей некогда ухаживать. Ей и так тяжело. А я что, буду дома сидеть, нога на ногу, да? Это честно? Ему пятьдесят девять лет, он хочет жить, хоть и больной. Я его поглажу вот так, он тает. Ему приятно. Я живу, чтобы он каждое утро глаза открывал и думал: “Спасибо, что я живой и рядом такая женщина”».