Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках просвета

Вечером из окна кухни открывается красивый вид на город. Вдалеке светится мост, мерцают фонари. Катя залезает на стульчик и восхищенно смотрит в окно. Лариса расстилает постель на троих на узком диване, снимает протезы. Дети укладываются рядом: спать без мамы они отказываются.

ОПРАВДАТЬ БЫЛО БЫ НЕПРАВИЛЬНО

Судья Забайкальского краевого суда Константин Ануфриев соглашается поговорить. Он в деталях помнит дело Ларисы Кошель и то, как долго они с коллегами принимали решение. В смягчении приговора он не видит ничего удивительного.

— Честно скажу, я удивился приговору. Да, дают женщинам восемь лет лишения свободы, но это должно быть как минимум умышленное убийство. Я не знаю, чем руководствовался судья Хайруш. Мы с коллегами долго сидели в совещательной комнате, решили в итоге переквалифицировать статью.

— Чем вы руководствовались?

— Обстоятельствами дела. Женщина эта, конечно, далеко не ангел. Она лишила жизни человека, превысила пределы необходимой самообороны. Но она инвалид, конфликта избежать не могла. Она была без ног на кровати вместе с ребенком, на нее нападает муж, начинает ее избивать... Имелся вред ее здоровью, жизни вряд ли, но здоровью точно, и она имела право обороняться.

Но 29 ножевых ранений — это явный перебор. При этом мы же еще оцениваем личность потерпевшего: он злоупотреблял алкоголем, периодически ее избивал. Был ранее судим, далеко не подарок, в общем.

— А возможно ли было ее оправдать?

— Оправдать было бы неправильно. Она имела право обороняться, но степень насилия с его стороны была не настолько велика, чтобы наносить 29 ранений. Если бы он был хотя бы вооружен чем-то. Степень нападения должна соотноситься со степенью обороны. Мы, конечно, все это обсуждали, но решили, что правильно вот так квалифицировать. Это не мое решение, это коллегиальное решение, мы долго сидели, минут сорок или больше.

— А человеческий фактор на ваше решение освободить ее из-под стражи повлиял? Можно ли говорить о том, что вы посочувствовали подсудимой?

— Мы посочувствовали ей, исходя из обстоятельств дела. Там находились дети, он в присутствии детей ее избивал, и это было не в первый раз. Ребенок ее от него оттаскивал. Он в темноте по ошибке схватил ногу ребенка, ему было очень больно, он кричал, и это ее сподвигло на то, чтобы начать активно защищаться.

— Вспоминали ли вы потом о Ларисе? Было ли вам интересно, как она живет на свободе?

— Я думал о ее детях. Она не самая хорошая мать, но пока не лишена прав. Посмотрим, что будет через год или два.

— Вы осознаете, что апелляционное определение, которое вы вынесли Кошель, редкое для России в последнее время?

— Ну не знаю, по-моему, не такое уж и редкое.

А НАУТРО У НИХ ЛЮБОВЬ

Родственники Дмитрия Кошеля — его мать и брат — живут в Чите. Они соглашаются поговорить со мной и приглашают к себе домой. Уютная светлая квартира, портрет сына, завернутый в полиэтилен, по моей просьбе Татьяна извлекает из комода: «Стоял сначала, потом я убрала: не могу смотреть». И добавляет: «Ростила, ростила — и зарезали.» У Татьяны Кошель третья группа инвалидности («Сердце, ноги, целый вагон»). После смерти сына долго было высокое давление, до сих пор иногда кружится голова, но сейчас, по ее словам, «полегче».

Решение апелляционного суда для них с братом Дмитрия Андреем стало сюрпризом: никто не ожидал, что Лариса выйдет на свободу. «Когда мы ездили к следователю, я спрашивал, могут ли выпустить? — говорит Андрей. — Он сказал: “Нет, у нее умышленное убийство, ее не отпустят”. Ну отпустили. Ну пусть живет».

Про Ларису Андрей и Татьяна говорят, что она «была любительница выпить», «провоцировала Дмитрия на скандалы». Татьяна вспоминает, как тратила на внуков и невестку с сыном пенсию: закупала продукты, давала деньгами. Говорит, что при ней они не дрались, но признается, что знала, что Дмитрий «ее поколачивал».

«Жили они хорошо, — говорит Андрей. — Свой дом, хозяйство, баня. Поколачивать — это, конечно, было с его стороны. Она его вызлит, он ее побьет. А наутро у них любовь, мир, порядок. Как в любой семье. Но это бывало очень редко. В принципе их такая жизнь устраивала».

— Вы думаете, Лариса хотела убить Дмитрия? — спрашиваю Татьяну Кошель.

— Я не буду утверждать. Она любила пиво. Когда он выпивал, она себе пива наберет и к вечеру до того этого пива напьется, что тоже ни тятя, ни мама. Он в бане спит, она здеся. Но в то же время он был работяга. Ездил на вахту на золото, в город приезжал халтурил. У них скандалы пошли. Я ей сколько раз говорила: «Лариса, у вас скандал? Выйди на улицу, покури!» И Диме говорила: «В тебе злость кипит? Выйди на улицу, остынь». Говорила ей: «Не хочешь жить? Собирайся, езжай в Сретенск». А она: «Как я хозяйство брошу!» Если бы она захотела уйти, она бы ушла, ее бы никто не держал.