Подумай об этих фактах

В январе этого года я окончательно пришел к выводу о необходимости порвать с религией навсегда. Но не успел я еще прекратить посещения секты баптистов, как пятидесятники подослали ко мне своего проповедника Миллера. Он упорно агитировал меня вступить в общину пятидесятников, которой руководит его старший брат, доказывая ее преимущества перед общиной Левена.

Надо прямо сказать, что пятидесятники во многом обошли баптистов, особенно в нанесении физического и морального уродства верующим. Так, совсем недавно гражданка Екатерина Харальская, молодая и цветущая женщина, с помощью руководителя секты была по существу ограблена и доведена до сумасшествия. Она просила меня обратиться в милицию, чтобы та помогла ей вернуть вещи, которые Миллер-старший и его подручные выманили у нее, якобы для того, чтобы в ее разум вселить дух божий.

Беседа с Миллером у меня длилась недолго. Кроме того, я знал его раньше, ведь он учился в одной школе вместе с моим сыном Петром. Под действием религиозного дурмана Миллер бросил школу, стал по существу шарлатаном, бездельником, ведя паразитический образ жизни. Вся его жизнь «самим богом» искалечена и превращена в ничтожество.

Совсем иное с моим сыном Виктором и тысячами юношей и девушек страны, нашедших свой правильный путь в жизни, верящих в науку, в человека, а не в бога. Виктор закончил институт и сейчас работает инженером. В его семье радость и счастье.

После беседы с Миллером я окончательно порвал связь с общиной Левена и вообще с религией.

Партия и правительство ведут решительную борьбу с пережитками прошлого, в том числе и с религией, которая наносит огромный вред не только государству, но и тем людям, которые попадают под ее влияние. Они бросают учиться, отрываются от общественной жизни, от главной задачи нашего народа — построения светлого будущего всего человечества — коммунизма.

Я старик, седьмой десяток живу, и то порвал связь с религией, верю теперь только в силу науки, в силу коммунистической теории, в силу народа. Они и только они открывают человечеству рай, причем не небесный — надуманный, а настоящий, земной. Мне приходится только удивляться и сожалеть, что в религиозных сектах до сих пор еще находятся юноши и девушки, верующие в проповеди Левена. Кошеля и др.

А если посмотреть на семью Кошеля, что там происходит? Кошель руководит общиной баптистов, а две его дочери перешли в секту пятидесятников, что запрещено священным писанием. В общине Левена в последнее время начались склоки, сплетни и т. д.

Верующие, опомнитесь, куда вы попали! Посмотрите вокруг себя, как с каждым днем цветет и хорошеет наша Родина, как работает, живет и учится наша молодежь, и вы поймете, что вам не по пути с сектантами. Уходите от Левена, Миллера, Кошеля и других, опутывающих вас бреднями о небесном царстве и рае. Нет его там и не будет.

С. ПЕРЕХОДА, пенсионер.

Поселок «Горняк», г. Коркино

Когда с иеговистской морали снята маска

На одной из улиц поселка Батуринского разреза стоит дом, каких в окружении сотни. И люди живут в нем обыкновенные. Отец семейства Сергей Катков работает на экскаваторе, мать Раиса Каткова — домохозяйка. Оба они родились и выросли при советской власти. И все же заходишь в этот дом с каким-то чувством неловкости. «Почему?» — спросит читатель. Живет эта семья с претензией на особые нравственные устои. Сергей и Раиса состоят членами религиозной секты иеговистов. Одно из их нравственных правил — это «глубокое молчание», неразглашение тайны секты. Но все же Раиса, хотя и скупо, но поделилась с нами своими «моральными устоями».

— В секте мы учимся любить ближнего, жить честно, без обмана, — говорит она. — Когда все так будут поступать, не будет зла на земле.

Я думаю никто из нас не имеет ничего против таких правил нравственности. Но прежде, чем поверить Раисе Катковой, снимем с ее (иеговистской) морали маску и посмотрим, что скрывается за ней.

* * *

Шел 1930 год. Фекла Никитична Семикашева встретилась со своей сестрой Анной, на руках которой осталось несколько детей. Самой младшей дочери Рае не исполнилось еще и годика. Беспомощно лежала она на руках матери.

— С рождения хворая она у меня, — с отчаянием говорила мать. — Уж хоть бы смерть ее подобрала. Горюшко ты мое.

— Что ты, Анна! Да разве так можно о человеке-то, — упрекнула ее Фекла. — Знаю, тяжело тебе… может, мне ее пока взять, выхожу. Все полегче тебе будет.