– Найдите их, пожалуйста, – прошептала я, и мои глаза наполнились слезами.
– Милая, успокойся, – проговорила мама. Они переглянулись с отцом, и я не поняла, что это означает. – Сейчас папа сходит и узнает, что с ними.
Кто-то постучал в дверь, и вошла женщина. Не медсестра. Она была в черных брюках и облегающей черной рубашке, на шее – карточка с именем.
– Здравствуй, Саммер. Меня зовут Сесилия. Как себя чувствуешь?
– Где они? – спросила я.
Сесилия улыбнулась. Она знает о них. Наверно, ухаживает за ними.
– Я только что видела Мак, она встает и уже ходит. И Фиалка с нею. Состояние Фиалки критическое, но стабильное.
Я вздохнула. Критическое. Это плохо. В самом деле плохо.
– А Роза? – прошептала я.
– Физически – хорошо.
У меня в глазах появились слезы. Конечно, ей не хватает его.
– Мне надо повидать их.
– Вот почувствуешь себя лучше, и я это устрою.
– Я хорошо себя чувствую. Пожалуйста.
Сесилия покачала головой.
– Извини. Отдохни немного, и тогда я посмотрю, можно ли тебе повидать Фиалку.
Настоящим именем Сесилия называла только меня, но не девушек. Неужели Мак не сообщила их настоящих имен? Мне почти хотелось, чтобы меня называли Лилией – чтобы снова стать такой же, как они. Почти восемь месяцев я видела только Мак, Розу и Фиалку и теперь, без них, чувствовала себя уязвимой. Саммер – мне казалось, что так меня звали давным-давно, в другой жизни. Но я не хотела носить имя, которое дал мне он. Не хотела иметь с ним ничего общего. Только с девушками.
– Он в тюрьме?
Сесилия посмотрела на моих родителей.
– Не могу сказать, Саммер. Спроси у родителей. – Она перевернула мою диаграмму и что-то написала на ней. Осмотрев меня, выпрямилась. – Так, через некоторое время я снова к тебе загляну, и мы обстоятельно побеседуем. Когда будешь лучше себя чувствовать. – Сесилия – явно не сестра.
– Есть хочешь? – спросила мама, когда Сесилия вышла из палаты.
– Нет. Где он?
– Его забрали полицейские, – ответил отец. – Ты теперь в безопасности, Саммер. Он больше не причинит тебе вреда.
Всякий раз, когда ко мне обращались «Саммер», я ожидала, что ответит кто-то другой. Как будто обращаются не ко мне. Я не чувствовала себя Саммер. Я испытывала такое же странное ощущение, как в первые дни в подвале, когда меня называли Лилией.
Дверь открылась, и я вздрогнула. Находиться вне подвала, в реальном мире было странно. Почти страшно. Мне хотелось, чтобы родители и Генри ушли, но они не уходили. Нет, я не искала одиночества. Просто было неловко оттого, что на меня постоянно смотрят, – я казалась себе участницей реалити-шоу.
– Саммер, – Генри помахивал рукой у меня перед лицом. – Как ты? Я пытаюсь до тебя докричаться последние минуты две.
Я нахмурилась. В самом деле?
– Хм. Что?
Он улыбнулся и сел на край кровати.
– Сюда едет Льюис. – Льюис. Сердце у меня запрыгало, в груди что-то затрепетало. Он едет сюда, сейчас. – Хм, – сказал Генри, нахмурившись. – Хочешь его увидеть?
Хочу ли я? Последние семь с половиной месяцев я только этого и ждала. Но теперь, когда это стало возможным, я не могла понять, что чувствую и чего хочу. Не в том дело, что он будет смотреть на меня, как все остальные. Просто мне не надо жалости, особенно его. Только бы оказаться рядом с Розой, Мак и Фиалкой. И почувствовать себя в безопасности.
– Где они? – спросила я.
– Кто?
– Роза, Мак и Фиалка.
– Не знаю, Сам. Но Льюис едет сюда, – повторил Генри и посмотрел на меня как на сумасшедшую.
Мама села на кровать напротив Генри и взяла меня за руку. Я вырвала руку и стала играть с пальцами. Прикосновение мамы показалось мне незнакомым.
– Милая.
Я пожевала губу и постаралась понять, чего хочу. Все запуталось и потеряло смысл. Я ничего не чувствовала.
– Не могли бы вы все уйти? Пожалуйста.
– Что? В чем дело, милая? – спросил отец.
– Просто уйдите, – прошептала я и закрыла глаза рукой. Хотелось свернуться клубком и заснуть.
Меня оставили одну на целых двенадцать минут. Генри пока не вернулся, а родители сейчас сидели на стульях у стены, – все остальное пространство палаты было в моем распоряжении. Они сказали, что не уйдут, но будут молчать, это ведь почти то же самое. Мне этого было недостаточно. Я не хотела, чтобы они сидели в палате. Чувствовала себя виноватой всякий раз, как они смотрели на меня с грустью и замешательством, потому что совершенно потерялась. Хорошо, что хоть Генри, не умолкая, болтал о пустяках.
Дверь открылась, и, даже не глядя, я уже знала, что это Льюис. Все изменилось. Атмосфера сгустилась. Сердце у меня учащенно забилось. Родители подались вперед, Генри подошел к моей кровати и оглянулся на дверь. Чего они ждут? Уж не думают ли, что у Льюиса есть волшебное лекарство, которое исцеляет от всего? Если бы! Но теперь я уже не такая наивная.