Подвал

Атмосфера в палате изменилась – наполнилась воздухом и светом. Все эти семь с половиной месяцев я так скучала по Льюису, не проходило и дня, чтобы я не думала о нем. Я слышала, что истинную любовь двое осознают лишь после серьезного испытания. Можно ли считать, что мы пережили такое испытание? Я любила Льюиса, как раньше, и мне казалось, что он тоже любит меня. Но я не настолько наивна, чтобы думать, что мы с Льюисом будем счастливо жить до конца своих дней. Так счастливо кончаются только волшебные сказки. И все же я надеялась, что со временем все встанет на свои места.

Уголки губ у Льюиса медленно приподнялись, и он улыбнулся своей очаровательной улыбкой. Как давно я ее не видела.

– Привет, – прошептал он.

Я тоже улыбнулась.

– Привет. – Получилось немного неловко. Вот уж неловкости я с ним прежде никогда не испытывала. Ведь мы знали друг друга, еще когда не были вместе.

Мы снова замолчали. Я мяла мягкую ткань больничного халата. Пожалуйста, скажи что-нибудь получше, чем «привет»! Неужели так и будет теперь? Может быть, нам снова придется привыкать друг к другу. Конечно, я стала другой. И не знаю, стану ли когда-нибудь прежней.

– Как поживаешь? – Льюис нахмурился и покачал головой, как бы осуждая себя за эти слова. Да, Льюис, глупый вопрос.

– Хорошо, – ответила я, и он поднял брови. – О чем ты на самом деле хочешь меня спросить?

Он прикусил губу и вздохнул.

– Сам, у меня миллион вопросов, и мне так много надо тебе сказать, но я не нахожу слов, – он подался вперед, и сердце у меня запрыгало. Что он делает? – А теперь я хочу тебя просто обнять. Я так по тебе скучал.

Я, сидя в кровати, подвинулась вперед, давая ему разрешение. Он обнял меня, привлек к груди, запустил пальцы мне в волосы, и мои глаза снова наполнились слезами. Весь ужас, сердечная боль и страх последних месяцев излились в слезах. Я всхлипывала, пока не заболело горло.

Льюис держал меня в объятиях, время от времени целуя в шею.

– Все хорошо, милая. Теперь ты в безопасности. Я так тебя люблю. – Ему было неудобно сидеть, согнувшись, но он не сдвинулся ни на миллиметр. Я чувствовала его вздрагивания и понимала, что он тоже плачет. Но Льюис же никогда раньше не плакал. Во всяком случае, я никогда не видела, чтобы он плакал.

Я хотела утешить его, попросить, чтобы он перестал плакать, но сама не могла остановиться. Я испытывала невероятное облегчение – это чувство переполняло меня. Льюис действительно рядом, и я не сплю. Не знаю, сколько мы так просидели, обнявшись, но мне показалось, несколько часов. Меня окружал его запах, я была дома.

Когда он наконец меня отпустил, я упала на подушку в изнеможении. Я еще ничего не сделала, а уже устала.

– Извини, тебе надо отдохнуть, – он покрыл меня одеялом. Потом посмотрел на меня, стараясь запомнить каждый сантиметр моего лица. Выглядела я наверняка ужасно: вся в синяках и порезах. Слишком остро ощущая его пристальный взгляд, я опустила глаза и посмотрела на одеяло. Я чувствовала себя очень ранимой. Возможно, потому, что я все Льюису рассказывала, он лучше, чем кто бы то ни было, умел читать по моему лицу. Его не обманешь.

Я прикусила губу и стала играть с пальцами.

– Ты уходишь?

Он покачал головой.

– Никуда не ухожу. И больше никогда не уйду.

Я усмехнулась и закрыла глаза.

– Прилипала. – Его тихий смех наполнил палату, он взял меня за руку и прижался губами к костяшкам пальцев. Засыпая, я улыбалась.

34 Саммер

Суббота, 26 марта (настоящее время)

Я опустилась на колени и положила ромашки на могилу Лейел, а Бекка – большой букет красных роз на могилу Розы. Она любила розы. Мак – Бекка – и я, выйдя из больницы, называли друг друга истинными именами, но это было так непривычно.

Мне очень не хватало Розы и Лейел. Они стали моими близкими, и каждое утро, просыпаясь, я по-прежнему думала, что вот сейчас увижу их. Я чувствовала себя очень виноватой перед Розой, но не понимала, что еще могла для нее сделать. Она слишком долго пробыла в подвале и уже не могла жить вне его. Всякий раз, вспоминая день воссоединения с близкими, я ненавидела себя: обо мне заботились, а она была одна, воровала лекарства и в конце концов приняла слишком большую дозу.

– Простите, – шептала я им обеим. Простите, что не смогла помочь Розе, простите, что не защитила Фиалку от Клевера.

Бекка схватила меня за руку.

– Это не твоя вина, Саммер. – Она права, но я все равно чувствовала себя ужасно. Видимо, именно это и называют виной уцелевших. Они умерли, а я сумела остаться в живых. – Надо идти. Ты должна скоро быть дома.

Я кивнула. Со времени возвращения мои близкие следили за каждым моим шагом и не выпускали меня из дома без сопровождающих.

– Я скоро вернусь, – пообещала я Розе и Фиалке. Мы с Мак пошли к дороге. – Так ты точно придешь сегодня?

Бекка кивнула.

– Да, к половине седьмого.

– Умница.