Подвальные барышни

Какъ убдился я въ дальнйшемъ разговор, «подвальная барышня» – постоянная кормилица этихъ обманныхъ педагогичекъ. Подите въ какой-нибудъ петербургскій публичный маскарадъ, – средней руки, изъ приличныхъ. Если къ вамъ подойдетъ маска съ довольно складною рчью, распространяющаяся о чувствахъ по переводному Бурже, ввертывающая въ разговоръ заучеиныя французскія словечки съ русскимъ, но не совершенно отчаяннымъ произношеніемъ, охотница до стишка между громкихъ фразъ, съ обязательнымъ примчаніемъ въ скобкахъ: «какъ сказалъ Лермонтовъ», «какъ, помните, y Надсона», – можете пари держать, что васъ интригуетъ подвальная барышня, только-что покинувшая пансіонъ съ музыкой и не успвшая позабыть его недолгой и нехитрой дрессировки. И – увы, ни одна изъ нихъ не можетъ выдержать долгаго инкогнито, потому что, въ конц концовъ, непремнно ошибется какимъ-нибудь фатальнымъ «тротуваромъ», «ропертуаромъ», «велисапедомъ» или даже просто ужаснымъ любимцемъ петербургской прислуги – «фрыштикомъ»…

Журфиксы помощникъ-экзекуторовой дочки замняются для подвальной барышни Лтнимъ садомъ, Таврическииъ, гуляньями Михайловскаго манежа, Народнаго дома. Подвальная барышня, какъ голь, на выдумки хитра: знакомится и дружится съ хористками, статистками, швеями на театръ, горничными актрисъ; y нея всегда найдется въ карман театральная контромарка; она, что называется, легла и встала на галерк; она торчитъ за кулисами, вхожа въ плохенькіе клубы, капельдинеры контрабандно пропускаютъ ее ва свободныя мста.

– Только для васъ-съ, потому какъ знаю ваше упоеніе къ театру-съ.

Она слышала Фигнера, обожаетъ Сверскаго, надъ ея кроватью пришпилена фотографическая карточка госпожи Бяльцевой. На вечеринкахъ y подругъ она пляшетъ «миньонъ» и «на-де-катръ» и слдитъ по «Петербургскому Листку», не вышло ли въ свтъ новыхъ модныхъ танцевъ, a также – кто названъ «о азаръ» изъ гостей на балу y нидерландскаго посланника и въ какихъ озарныя красавицы были туалетахъ.

Фигнеръ отзвучалъ, «миньонъ» оттанцовано… домой! Короткая, волшебная сказка жизни кончена: ждетъ дйствительность. Подвальную барышню подвозятъ къ громадному корпусу «вдомства». И – быть можетъ, даже на рысак… Она вышла изъ саней на углу, добжала до воротъ, нырнула въ нихъ, – и вотъ онъ вновь, родимый подвалъ! О, какъ онъ душенъ, грязенъ, тсенъ! какъ противно храпятъ за перегородками сосди! какъ тошны отголоски интимной семейности, наполняющіе эти промозглые вковые своды!.. Лежитъ подвальная барышня на своей жесткой и не слишкомъ-то опрятной постели, лежитъ безсонная, нервная, возбужденная, смотритъ въ темноту лихорадочными глазами, думаеть:

– Да разв это жизнь?

– Хр-р… хр-р… хр-р…

– Марья… хр-р… Марья, супруга… Машенька…

– Хр-р… хр-р… хр-р…

– Жизнь-то тамъ, откуда я сейчасъ пришла, a это – чортъ знаетъ, что! Не люди – свиньи… Какъ «онъ» бишь плъ-то? Да!

Въ блаженств потонули…
Въ блаженств потонули…

– Опять подлецы грязнымъ бльемъ весь коридоръ завалили? Продохнуть нечмъ…

– Хр-р… хр-р… хр-р…

– Супруга… Машенька…

– Господи! Да неужели же на всю жизнь здсь? Нтъ, довольно! Нтъ больше никакой моей возможности! Уйду я отъ васъ, свиней, уйду, уйду, уйду…

Куда? Да не все ли равно? Лишь бы туда, гд нтъ храпящихъ, бормочущихъ, цлующихся съ женами сосдей, не ревутъ благимъ ночнымъ матомъ золотушныя ребятишки, не пахнетъ мокрыми дтскими пеленками и устоявшимися щами… Туда, гд сіяетъ электричество, гремитъ оркестръ, ходятъ нарядныя дамы и стриженые бобрикомъ мужчины… Туда, гд, если не самъ Фигнеръ, то, по крайней мр, граммофонъ, наптый Фигнеромъ, побдоносно вопіетъ о двухъ счастливцахъ, для которыхъ – звзды, море и весь міръ

Въ блаженств потонули,
Въ блаженств пот-тону-у-у-у-ул-ли…

1902.