Подвалы кантовской метафизики

Из "Критики чистого разума" известно, что в метафизической дедукции (сам термин введен во втором издании "Критики", по аналогии с "метафизическим истолкованием" пространства и времени, он обозначает такое исследование, благодаря которому "понятие показывается как данное a priori" - В 38) априорное происхождение категорий доказывается "их полным совпадением со всеобщими логическими функциями мышления" (В 159). Это значит, что "та же самая функция, которая сообщает единство различным представлениям в одном суждении, сообщает единство также и чистому синтезу различных представлений в одном созерцании" (А 79 / В 105). Единство этого синтеза и есть категория, отличающаяся от просто логической функции единства представлений только тем, что эта функция взята здесь по отношению к предметам, а не понятиям (там же). Причем, как содержание понятий может быть любым (логически можно сопоставлять даже бессмысленные представления), так и в категориях мыслится отношение между вещами вообще, а не обязательно предметами чувственного созерцания (см. 7: 394; 4: 439; В 146; последний вывод оказался особенно важным для целей практической философии Канта, где осуществляется выход в ноуменальное).

Поскольку же логические функции априорны - ведь они составляют форму и заведомо априорных аналитических суждений то категории также априорны (А 79 / В 105).

Так доказывается априорное и нечувственное происхождение "основных" понятий рассудка. А что можно сказать о систематизации категорий? Судя по "Критике" и "Пролегоменам", Кант вначале классифицирует суждения и выявляет их логические функции, затем отождествляет эти функции с категориями и получает систему чистых понятий рассудка (А 69-70, 79 / В 94-95, 105; 4: 83-84). Таким образом, систематизация категорий как основных понятий рассудка о предметах и доказательство априорного происхождения последних имеют общий фундамент принципиальное отождествление категорий с логическими функциями суждений. Поэтому классификация логических функций одновременно является доказательством априорного происхождения параллельных им понятий рассудка (к примеру, логическая функция следования в гипотетических суждениях доказывает априорный характер понятия причины), а также позволяет систематизировать последние и "составить словарь таких чистых рассудочных понятий" (XXVIII: 396).

Теперь, чтобы почти наверняка можно было бы сказать, что классификация категорий из письма к Герцу совпадает с доказательством априорного происхождения элементарных понятий рассудка, надо найти свидетельства того, что в 1772 году Кант уже принимал тезис о тождестве категорий и логических функций вообще. Эта задача решаема. В одном из черновых набросков 1771 года (R 4276) Кант замечает, что "категории суть всеобщие акты рассудка", причем "эти акты касаются либо понятий, ... либо вещей", т.е. предметов, данных в созерцании. Далее Кант пишет: "Оба [акта] различаются только тем, что в первом [устанавливается отношение] между представлениями, во втором через представления полагаются предметы" (XVII: 492-493). "Всеобщие акты рассудка по отношению к понятиям" есть не что иное как прообразы "логических функций" (ср. А 79 / В 105). Поскольку Кант уже в 1771 году отождествляет категории и логические функции, систематизация категорий, упомянутая в письме к Герцу, очевидно, совпадает с доказательством их априорного происхождения, что и нужно было показать (5

).

В целом, проведенное рассмотрение письма к Герцу позволяет заключить, что гипотеза о влиянии на Канта в 1771 году определенных юмовских аргументов помогает прояснить структуру письма к Герцу и устранить видимость противоречий в его композиции, получая тем самым весомое подтверждение. А именно, с одной стороны, подтверждается правильность реконструкции юмовских доводов, которые, судя по "Пролегоменам", вывели Канта из "догматического сна", с другой - подкрепляется общий тезис об исторической ценности кантовских описаний из "Пролегомен"  (6

).

Мы уже можем сделать общий вывод: изменение кантовской позиции в 1771 году действительно произошло под влиянием "юмовских аргументов"

(7)

Именно в это время у Канта появилась возможность дополнительно ознакомиться с философскими взглядами Юма. Летом 1771 года в двух номерах приложения к "Кенигсбергской научной и политической газете" был опубликован анонимный перевод заключительной главы первой книги юмовского "Трактата о человеческой природе" "Conclusion of this Book" (graph-definition>

8

) под более поэтичным названием "Nachtgedanken eines Zweiflers" (Мрачные думы скептика). Этот перевод, как впоследствии выяснилось, был осуществлен И.Гаманом, не упомянувшим также о том, что это глава именно из "Трактата" Юма (9

). Но для Канта, часто общавшегося с Гаманом и внимательно следившего за его переводческой деятельностью, ни авторство перевода, ни название оригинала, конечно, не было секретом. Вполне возможно, что, заинтересовавшись самой "эмоциональной" главой "Трактата", где, помимо прочего, обсуждается связь причинности и привычки как склонности воображения (10