— Мы поняли, мой Лорд, — процедил сквозь зубы Нотт и поднялся с места. — Я отправлюсь на их поиски лично.
— Прекрасно, — взгляд Драко дрогнул, но голос остался непроницаемо-железным. — Я рассчитываю на очень скорую встречу с Грейнджер.
— Мы сделаем все возможное.
— Что случится, если мы не найдем её до завтрашней ночи? — наконец задал самый важный вопрос Драко и замер в ожидании.
— Клятва на крови будет нарушена, и вы погибнете, — безэмоционально ответил Протеус, надевая черные перчатки. — Но не беспокойтесь, она будет здесь еще до заката следующего дня. Что делать с остальными?
Малфой все еще пребывал в шоке от услышанного, а потому собрался с мыслями чуть позже, чем следовало бы. Наконец Драко смог успокоить взорвавшийся внутри фейерверк страха:
— Оставьте в живых, — выдержав мучительную паузу, ответил он, пытаясь казаться не слишком взволнованным. — Я лично хочу наказать их за предательство.
— Что ж, — Протеус хмыкнул. — Я только надеюсь, что после того, как мы найдем беглецов, расправу над собственным сыном вы доверите мне.
— Разумеется, — Драко выдавил из себя злорадную улыбку, точно не зная, поверит ли в неё Нотт. Но Пожирателя, кажется, нисколько не заботила мимика юного лорда Малфоя. Разум его лихорадочно соображал; в мыслях проносилась тысяча мест, в которых Теодор мог бы спрятать грязнокровку. При мысли о сыне Протеус неосознанно стискивал зубы и сжимал кулаки. Выходки Теодора перестали просто раздражать — они стали опасны. С отстраненностью он подумал о том, что не станет дожидаться приказа мальчишки, чтобы прикончить собственного сына вместе с отродьем Паркинсонов.
— Я оставлю в особняке нескольких Пожирателей на случай непредвиденных обстоятельств, — оповестил Протеус. — Все остальные направятся на поиски.
— Делайте, что хотите, — уже тише произнес Драко, выпрямляясь и отходя от стола на два шага. — Только найдите её. Я рассчитываю на тебя, Нотт.
— Да, лорд Малфой, — Протеус склонил голову, чтобы не видеть лица заносчивого мальчишки.
Драко знал, что в этом особняке у него больше не осталось союзников, а потому, крепко сжав палочку в ладони, поспешил уйти. Даже столь короткое общение с Пожирателями заставило его сердце похолодеть от необъяснимого страха, так что их отбытие весьма радовало. По крайней мере, у него было время подумать.
Самый верхний этаж пустовал, и потому Драко, не думая ни секунды, направился туда. Ему хотелось побыть в тишине и уединении. После болезненного пробуждения не было и секунды, когда бы рядом с ним кто-то не маячил. Малфою пришлось пролежать на холодном полу около часа, прежде чем примчались Пожиратели, обнаружившие обезвреженного Нарциссой охранника.
Драко, наверное, за всю свою жизнь никогда так не кричал. Каждый, кто попадался к нему на глаза, был обласкан крепкими выражениями, и ни у кого не возникало подозрений, что их «предводитель» отпустил Грейнджер по своему желанию. Он и сам не мог в это поверить до конца. Пустая комната, лишенная даже малейшей детали её присутствия, теперь казалась мрачной темницей. Простыни все еще были сбиты в сторону, но почувствовать запах Гермионы уже не получалось. Единственной вещью, все еще сохранившей на себе её частичку, была расческа, но Драко уничтожил её в тот же момент, когда увидел. Ни один волосок не должен был попасть в руки Пожирателей.
И все же что-то, подобно призраку самой Грейнджер, все еще обитало в стенах особняка. Когда Драко закрывал глаза, ему казалось, что тонкие пальцы пробегаются по его плечам, а шею щекочут растрепавшиеся кудри. Его губы все еще помнили последний поцелуй — такой отчаянный и горький, что хотелось кричать от досады. Малфой запретил себе думать о том, что было бы, «если». От этого все внутри начинало ныть только сильнее и пронзительнее. Позади было много боли, впереди — только смерть, и лишь настоящее все еще давало надежду. Уже завтра все должно было кончиться, и это приносило облегчение напополам с ужасом. Драко боялся смерти, как и любой человек, но понимал её заслуженность. Ему казалось, что только она могла быть достойным искуплением за все совершенные злодеяния. В какой-то момент показалось, что смерть была бы спасительным освобождением от гнусной жизни, пропитанной ложью и мраком, однако Драко так и не смог решить, нуждался ли он в покое или продолжении мучений. Его трусливая, почти не изменившаяся с детства часть искренне страшилась предстоящего финала, но окрепшее за последние дни самосознание спокойно твердило о том, что смерть будет лучшим выходом.