Подвалы твоего сердца (СИ)

Все внутри Нотта странно похолодело, и сознание болью пронзила мысль: Гермиона никогда не смогла бы полюбить его. Её взгляд все время был обращен лишь на одного человека, и Теодор всегда понимал это. Но одной из вещей, с которыми почти никогда нельзя смириться, была невзаимность. Нотт всегда думал, что у них еще будет время, что обстоятельства смогут все изменить, но жизнь оказалась непозволительно коротка.

Бросив короткий взгляд на Пожирателей рядом с Гермионой, Теодор с досадой понял, что не сможет её освободить. В этом зале было слишком много врагов. И, хотя попытаться хотелось невероятно сильно… Пэнси доверчиво сжимала его руку.

— Пожалуйста, — не скрывая слез ужаса, беспрестанно шептала она. — Идем, Теодор.

— Ну же! — закричал Нотт, нетерпеливо перекладывая палочку в другую руку. — Пока я еще позволяю вам покинуть этот зал…

Теодор больше не взглянул на Гермиону. Он не хотел запоминать выражение обречения, застывшее на её хрупком бледном лице. Он не хотел осознавать, что опускает руки и бросает её. Он не хотел. К счастью, тяжесть ладони Пэнси заставляла думать о чем-то еще кроме разбитых надежд и ноющего сердца. Неуверенно поднявшись с колен, Теодор взглянул на расступившихся Пожирателей и так быстро, как только смог, пошел вперед. Каждый их торопливый шаг сопровождался тихим шипением десятков голосов, и Пэнси неуверенно оглянулась вокруг. Пожиратели глазели на них с болезненным блеском в глазах, и впору было бы отвернуться, но она, повинуясь одной природе известному инстинкту, повернула голову к Протеусу. Его поднимающаяся в сторону Теодора палочка дрогнула, и он улыбнулся. Губы разомкнулись, готовясь произнести заклинание, и Пэнси, не успев даже вскрикнуть, толкнула Теодора в спину.

— Сомнимус!

Разряд ударил в спину Пэнси, и она, чувствуя, как по венам растекается нечто ледяное, замерла. Коленки подогнулись, но тело удалось удержать в равновесии ровно до того момента, как к ней рванулся ошарашенный внезапным толчком Теодор.

— Что ты сделал?! — заорал он, всматриваясь в пустые глаза Пэнси.

— Ты обещал! — прошипел Драко, скашивая взгляд на согнувшуюся фигуру Пэнси. От злости и отчаяния зубы сжимались до противного скрежета.

— Заклятье медленной смерти, — Протеус постарался не показывать, как разочарован тем, что не попал в Теодора. Он был уверен, что Паркинсон не сумеет вытащить умирающее тело из особняка: двери и окна были все еще закрыты. Нотт рассчитывал стереть Малфой-мэнор с благодатных земель Уилтшира не более, чем через четверть часа. Так что отпущенные пленники только оттягивали свою смерть, и в этом Протеус видел красоту изящной пытки.

— Они выберутся живыми… Из этого дома, — Протеус гадко улыбнулся. Теодор почти не слышал слов отца. Он тормошил застывшую Пэнси до тех пор, пока та вдруг не вздрогнула. Сдавленный стон сорвался с её губ, а ладонь поползла к животу — там постепенно разворачивалась тягучая боль.

— Возьми её и беги… — дрожащим голосом просипел Малфой, слегка приподнимая голову. — Убирайтесь, Теодор! Уходите отсюда!

Голос Драко, сорвавшийся на хрип при последнем крике, мгновенно отрезвил Теодора. Он схватил Пэнси за руку и потащил прочь, хотя и сам плохо держался на ногах. Спотыкаясь и держась друг за друга, они в абсолютном молчании миновали коридоры второго этажа и спустились по лестнице. Пэнси дышала все тяжелее, её шаги замедлялись, но Теодор продолжал упорно тянуть её за собой. Когда они уже почти добрались до входной двери, коленки Паркинсон вдруг подогнулись, и она, издав болезненный стон, рухнула на пол.

— Нет, — прошептал он, оседая на пол вместе с падающей Пэнси. — Нет, нет, черт возьми, нет! — его ладонь опустилась на горячий лоб Пэнси и отвела волосы. Темный взгляд блеснул острой болью, и веки начали постепенно закрываться. — Не засыпай, слышишь? Не закрывай глаза, Пэнс… Открой их, посмотри на меня! — Теодор задыхался, его пальцы дрожали.

Девушка слабо приоткрыла веки и печально улыбнулась, устремляя взгляд куда-то в потолок.

— Зачем ты сделала это? — Нотт сжал зубы, чувствуя, как к глазам подступают гневные слезы. Он не желал принимать того факта, что Пэнси уже не спастись, но переставал верить. Ведь сам сказал ей, что вера — сильнее волшебства. Но Пэнси даже не вспомнила об этом теперь. Перед глазами все плыло, и в темноте старинных сводов, казалось, начали поблескивать звезды. Это была не смерть — лишь сон. Сон, в котором она будет очень счастлива.

— Теодор, — слабо прошелестела она, все еще не отрывая глаз от потолка. Все было так, как когда-то мечталось: звездное небо и руки, надежно сжимающие её до боли в ребрах.

— Да? — склонился к самому её лицу, чтобы расслышать почти неразличимые из-за слабости голоса слова.

— Как думаешь… — Пэнси с трудом преодолела прилив слабости и все же зажмурилась. — Если бы у нас было немного больше времени… — она хрипло вдохнула, зажмурившись от боли, и смогла продолжить, лишь когда резь в легких отступила. — Ты бы мог полюбить меня?