На столе лежала стопка писем. Прежде, чем Элафия успела кинуться к ним, я привлек пергаменты магией и пробежался глазами по строчкам. Роузер признавался моей жене в вечной преданности и любви.
Я смутно помню, что делал потом. Кажется, я испепелил письма, а прах направил в протянутую руку Элафии, и она разрыдалась. О, Мерлин, кто бы знал, что она так красива в слезах! Я едва понимал, что делаю, когда привлек её к себе и принялся шептать какую-то чушь, руками блуждая по её спине и зарываясь в шелковистые локоны.
Никто не знает, куда бы меня завело моё безумие, если бы Элафия не оттолкнула меня, использовав магию. Клянусь, если бы не это, вряд ли супруге удалось избежать чего-то куда более интересного, чем слащавые строчки Роузера.
Вскоре я пришел в себя. Близость к той, с кем я был связан, успокоила сердце и клокочущие эмоции. Постепенно я пришел в себя, и принялся — кто бы мог подумать — извиняться. Элафия слушала молча, приняв гордое выражение лица, хотя совсем не подозревала, насколько мне приятно видеть её такой. Ответив, что обязательно подумает над моими словами, супруга выставила меня из своей комнаты, будто какого-то юнца или даже домового эльфа.
Я подавлен, унижен и разозлен, но сердце мое в порядке, а от того, что молчание Элафии наконец-то прервано, я ощущаю слабое удовлетворение».
Малфой устало потер переносицу и откинул дневник прочь. Что-то неприятное теснилось в его сердце, и юноша догадывался, что это связано с Грейнджер. Кажется, он действительно перегнул палку, заставив её сказать тупому гордому Уизли такие подходящие, как казалось Драко, фразы. Да, Гермиона Грейнджер была разбита, но слизеринец не чувствовал удовлетворения. Казалось, будто этим он сделал её сильнее и обозленнее. Ненависть не превратилась в страх, а лишь возросла. Волшебница не пришла на занятия. Вероятно, по причине всеобщего осуждения. Драко не ожидал такой реакции общественности. Все были на стороне Уизли, хотя обычно позиция «хрупкой» женщины находилась в приоритете. Но Грейнджер, скорее всего, была сделана из железа. Гриффиндор обозлился на свою героиню, и этому поспособствовали видимые всем страдания Уизли.
На следующий день в главном зале он изображал чуть ли не полуобморочное состояние, с охотой принимая заботу и сочувствия хлопочущей около него Лаванды. Выглядело жалко, но все искренне сопереживали бедному брошенному герою. Малфой объяснял это тем, что не все любили Грейнджер за превосходство над остальными. И стоило ей оступиться, как тут же тайные ненавистники нашли почву для порицания и решили наконец-то разгуляться. Это было подло и совершенно по-слизерински, но Драко почему-то не уважал их. Гомон вокруг Уизли настолько выводил из себя, что Малфой счел возможным снова попрактиковаться в невербальной магии.
Уходя из зала, он с удовольствием услышал визг девчонок, обнаруживших в своей еде мерзких червяков. Почти невинная шалость заставила слизеринца чувствовать себя куда лучше. Он, воодушевившись, направился в комнату, чтобы прочитать пришедшие недавно письма от колдомедиков, магов, лекарей и других персон, на чью помощь в излечении матери рассчитывал.
«… меня поразила ужасная болезнь, и, мистер Малфой, я искренне сожалею, что не смогу взять на себя огромную честь излечения миссис Малфой…»
«… чума водяного проклятья обрушилась на поселение в Сибири. Я непременно должен там присутствовать, поэтому вынужден отказать в просьбе присутствовать в Малфой-мэноре…»
«Мне очень жаль, мистер Малфой, но уже год, как я не практикую»
Около десяти распечатанных писем валялось на полу. Драко метался в гневе около получаса, но потом понял, что это бессмысленно.
Все боялись связываться с Малфоями, и, тем более, с проклятьем, которое недоброжелатели наслали на Нарциссу. Волшебники, ранее лебезящие перед его отцом, сейчас воротили нос и прикрывались слащавой вежливостью, распинаясь в извинениях. Кажется, Драко видел письма, почти похожие по своему содержанию. Складывалось ощущение, что все лекари до одного сговорились, придумав до смехотворного похожие оправдания.
Чтобы не забивать себе голову, слизеринец взялся за дневник Септимуса в попытке отвлечься. Вышло паршиво. Прадед не сообщал решительно никакой полезной информации, которая позволила бы Малфою найти выход из ситуации с чарами. К тому времени, как Драко прочитал последние на сегодня строчки, в сердце начало копошиться неприятное ощущение. Благодаря дневнику юноша знал, что всему причиной Грейнджер, проливающая слезы из-за ссоры со своим нелепым ухажером, и от этого Малфой злился ещё больше. Все на свете в эту секунду было против него, и слизеринец желал заснуть и проснуться только тогда, когда все его проблемы окажутся решенными.